Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену

Вмешательство консула помогло улучшить ситуацию в посещенных им лагерях (особенно в Кирсанове), при этом пленные интерпретировали это как сигнал об их скором отбытии, но в последующие недели, к их огромному разочарованию, ничего существенного не произошло.

Прочитав первый отчет Гаццурелли, Соннино подтвердил свою выжидательную позицию и желание добиться, чтобы русские собрали всех пленных для их спокойного отбора[371]. В отсутствие каких-либо признаков правительственных действий пленные самостоятельно занялись обработкой общественного мнения. Их способность мобилизовать средства массовой информации удивительна, особенно если принять во внимание, что они находились в заключении за тысячи километров от Италии и, более того, прежде носили австрийские мундиры. Из документации учреждений, переписки между правительством и ирредентистскими ассоциациями, газет и общественных дебатов удивительным образом выявляется сеть между Италией и Россией, представлявшая интересы итальянских пленных. Можно говорить о сложном разветвленном военном сообществе, которое переходило государственные границы и которое быстро реагировало на различные воздействия, не только от учреждений, но и от изолированного дальнего лагеря для военнопленных.

Тема пленных «ирредентистов» и их страданий полностью соответствовала целям буржуазной прессы, приверженной поддержке национальных интересов в войне. Выпячивание «мученичества» итальянцев за границей и необходимости помочь им сделало возможным облагородить вступление Италии в войну: по этой причине призывы пленников нашли широкий резонанс на страницах газет. Стали широко публиковаться письма и обращения пленных из России, подчеркивающие их искренний итальянский дух и желание сражаться в мундире Итальянского королевства. Одним из примеров является письмо, критическое по отношению к безрезультатным действиям правительства, отправленное 30 марта 1916 г. в газету «LTdea Nazionale» группой пленных из Кирсанова. Оно звучало как суровое обвинение итальянским властям, их ложным обещаниям, их задержкам для офицеров, готовым даже заплатить за свою дорогу в Италию[372].

Подобные случаи вызвали возмущенную реакцию ирредентистских ассоциаций в Италии, организованных переселенцами из Австрии. Они также вызвали интерес самой национальной прессы, которая начала отправлять своих корреспондентов в Россию для посещения лагерей, публикуя репортажи в драматических тонах[373]. На этой ниве выделился Вирджинио Гайда из «La Stampa», автор, в частности, двух пространных статей в апреле 1916 г. о поездке в Кирсанов.

Гайда был не обычным журналистом, а давним пропагандистом ирредентизма. В 1911 г. его отправили в качестве иностранного корреспондента в Вену, где он особенно заинтересовался судьбой итальянцев в Австрии и борьбой, которую те вели против наступательного славянского элемента. На эту тему он написал накануне войны успешную книгу[374]. Его командировка в Россию была связана не только исключительно с «La Stampa», но также и с ассоциациями адриатических ирредентистов, в частности, с ассоциацией «Pro Dalmazia», искавшей поддержки адриатическим устремлениям Италии[375]. Гайда отправил через «Общество Данте Алигьери» доклад министру Соннино, где рекомендовал проводить больше пропагандистской работы в России в пику сербам и в пользу Рима, военные усилия которого были тут неизвестны и обесцененны[376].

Тесная связь Гайды с влиятельным миром адриатического ирредентизма, его динамичность и профессиональные навыки позволили ему занять официальную должность офицера итальянской пропаганды в России[377]. Неудивительно, что он сразу же увлекся проблемой италоязычных австрийских солдат, живым доказательством прав Рима на приграничные территории. В его очерках эти люди были армией беженцев от хищного орла Габсбургов, теперь только и стремившихся присоединиться к братьям из королевства, дабы сразиться в последней баталии против империи. После своего визита в Кирсанов в феврале 1916 г. он описал их как солдат, которые после более чем года пребывания в плену не носили ничего, кроме лохмотьев своей старой униформы. Среди глубокого снега многие ходили почти босиком, обутые в «небольшие соломенные корзинки». «Забытые пленники, эти несчастные итальянцы из Австрии в последнем изгнании всё еще думают об Италии»[378]. На самом деле очень немногие из них видели воочию Италию, но послание, обошедшее национальную прессу, было ясным: нельзя игнорировать этих братьев в беде, особенно после того, как вступление страны в войну мотивировалось стремлением освободить их и их земли от австрийского владычества.