Правительство Сербии заявило, что готово приветствовать пленных в Прахово, но предвидит их длительный пеший переход до границы с Грецией, поскольку перегруженные железнодорожные пути зарезервированы для военного транспорта[321]
. Спустя несколько дней новое сообщение сербов показалось Италии еще менее приемлемым, поскольку в нем указывалось, что «если среди пленных будут обнаружены словенские и хорватские сербы, которые захотят остаться в Сербии, сербское правительство не сможет заставить их отправиться в Италию» [322]. Это означало подвергнуть сомнению итальянский характер всех 6 тыс. солдат, предоставленных Россией: среди них явно окажутся славянские жители Побережья и Далмации. Интересовала при этом не столько судьба пленных, сколько судьба территорий, откуда они были родом. Рассмотрение их всех без исключения как итальянцев могло было быть истолковано как признание итальянского характера всех регионов их происхождения, с чем Сербия заранее не могла согласиться.Однако несколькими днями ранее Соннино уже решил отказаться от идеи перевозки пленных в Италию, сославшись на причину «материальных трудностей, которые, с одной или другой стороны, мы обнаруживаем на пути этих пленных». На самом деле, это были не логистические трудности, вполне преодолимые, ни сербский интерес к солдатам славянского происхождения (он проявился уже после того, как Соннино принял решение). Настоящую причину можно найти в неприятных новостях из России, согласно которым многие из 6 тыс. итальянских пленных уже заявили, что не желают брать в руки оружие по прибытии в Италию. Посол Карлотти сообщил Соннино, что только часть офицеров и несколько сотен солдат заявили о своем желании влиться в итальянскую армию, в то время как остальные, «в основном крестьяне», предпочли бы быть освобожденными от нужды «идти на войну». Эту ситуацию также подтвердило российское правительство: по собственной инициативе при сборе пленных оно ясно дало понять, что они должны будут надеть итальянскую форму для борьбы против Австро-Венгрии, часто отмечая отнюдь не восторженную реакцию[323]
. Соннино пришел к выводу, что тех, кто решительно настроен на войну с австрийцами, следует проинформировать о том, что их стремления будут удовлетворены способами и в пределах, установленных военными властями, и что им будет отдан приоритет по прибытию в Италию. Что касается других, то их желание не поднимать оружие против Австрии могло бы быть принято во внимание, но без «ускорения их прибытия в Италию». Премьер-министр Саландра поддержал предложение Соннино[324].Таким образом, торможение перевода пленных было сознательным выбором итальянского правительства, которое решило тщательно их отбирать для въезда на национальную территорию, отсеивая тех, кто не желал вновь воевать. С точки зрения правительства, увезти всех в Италию означало бы обрести потенциальных предателей и шпионов у себя дома, а также понести огромные расходы. Однако, по словам пленных, истолковавших предварительную операцию по перегруппировке итальянцев как начало пути к новой родине, резкий обрыв процесса был вызван исключительно объявлением войны Болгарией державам Антанты в октябре 1915 г., что сделало балканский маршрут неосуществимым[325]
. Такова была и официальная версия, прошедшая через национальную прессу и широко подтвержденная послевоенной мемуарной литературой.Однако ради должного внимания к «августейшему донатору» Соннино решил организовать перевод по крайней мере сотни офицеров, резко сократив масштабы операции, которая теперь становилась просто символическим актом признательности за благорасположение царя[326]
. Начался тщательный отбор пленных для отправки в Италию: выбирались только те, кого можно было считать заслуживающими доверия на национальной основе. Рим сумел найти поддержку русских властей в предотвращении сербской «дискриминации, отражающей происхождение пленных (Трентино, Истрия, Далмация и т. д.)»[327]. Соннино заявил, что не желает отбора пленных Сербией (с предсказуемым изъятием итальянцев из Далмации) после того, как он уже был проведен Россией: «Во избежании адаптации к требованиям [Сербии], мы дадим понять правительству России, что предпочтем отказаться от предложения Его Величества Царя, чем создать опасный прецендент и признать, что сербское правительство может на данный момент осуществить акт суверенитета над далматинцами»[328].