Из многочисленных телеграмм, отправленных Бассиньяно в Рим весной 1917 г., узнаем, что, несмотря на трудности, работа военной миссии шла полным ходом. Всё большее число пленных (из 60 различных губерний) подали заявки на репатриацию, и, несмотря на сопротивление русских хозяев, которые не хотели лишаться почти бесплатной рабочей силы, три итальянских офицера регулярно перевозили их в Кирсанов при содействии российских военных властей. Бассиньяно ожидал, что сбор закончится в августе, а сама отправка произойдет в конце того же месяца[505]
. Однако он безрезультатно запрашивал новости о транспорте. Министерство иностранных дел откликнулось крайне запоздало, получив от Англии отказ предоставить пароход. Имея более 3 тыс. просьб о репатриации и 1900 человек, уже собранных в Кирсанове, 1 сентября Бассиньяно предупредил правительство, что после всех обещаний, учитывая тяжкие условия жизни пленных, было бы «крайне вредно во всех отношениях не осуществить перевозку, которую отчаянно ждут и здесь, и в Италии»[506]. Но у Англии и Франции не оказалось свободных кораблей, а на просьбу Бассиньяно прислать итальянские пароходы, военное и иностранное министерства сошлись во мнении, что это противоречит «ситуации и реальным и неотложным потребностям нашего судоходства»[507].Последующий ледостав на Белом море окончательно закрыл дискуссии. В то же время катастрофа в Капоретто сделала итальянские власти еще менее внимательными по отношению к далекой проблеме пленных в России. В конце ноября число пленных, собранных в Кирсанове, возросло до 2400 человек[508]
. Это были люди, которых с перспективой скорой отправки в Италию оторвали от прежних занятий и от приемлемых условий жизни: теперь они оказались в драматической ситуации, без зимней одежды и без денежных средств. По свидетельству триестинца Франческо Маркио и других товарищей, именно сам Манера посоветовал им побыстрее потратить все скопленные рубли, «потому что в Италии они стоят очень мало, тем более что через несколько дней будет отправка»[509].В конце октября Бассиньяно докладывал о драматическом материальном и моральном состоянии, в котором оказались пленные, и о растущем страхе «стать жертвами расправ русской солдатни», вышедшей из-под контроля. Он настаивал на необходимости срочной отправки в Италию, поскольку пленные физически не могли перенести еще одну зиму, не говоря уже о том, что их невозвращение усилило бы австрийскую пропаганду, непоправимо разрушив всё, что было сделано прежде ради завоевания симпатий населения ирредентных земель[510]
.В последующие недели драматический тон сообщений усилился в связи с ситуацией, сложившейся в результате захвата власти большевиками. Пленные оказались предоставлены сами себе, продовольствия для них более не предоставляли, росла враждебность к ним местного населения. Итальянское правительство больше всего беспокоило, что они попадут в руки австрийцев. Впечатляющие победы Брусилова над австро-венграми летом 1916 г. оказались последними, эфемерными успехами русской армии, которая несколько месяцев спустя оказалась на грани распада, с сотнями тысяч дезертиров. Временное правительство, пришедшее к власти в марте 1917 г. после падения царя, было настроено на продолжение военных действий, в то время как в стране росла поддержка большевикам, требовавшим немедленного и безоговорочного мира. В сентябре 1917 г. немцы взяли Ригу; вскоре после этого Октябрьская революция и захват власти большевиками привели к переговорам о перемирии с Центральными державами[511]
. Существовал вполне реальный риск того, что крах России приведет к захвату огромных территорий немецкой и австро-венгерской армиями, в том числе и тех мест, где содержались италоговорящие пленные. Даже подписание мирного договора могло привести к драматическим последствиям, таким как обмен пленными и передача всех итальянцев Вене: они больше не были защищены соглашениями, заключенными Римом с царским правительством. Для тех, кто скомпрометировал себя, полагаясь на Италию, возможность оказаться в руках Австрии предвещала трагические результаты[512].Из тупика вывело предложение офицера Итальянской военной миссии, находившегося в Кирсанове, Космы Манеры, который без ведома главы миссии Бассиньяно, находившегося в Петрограде, отправил лаконичную телеграмму в Рим, в Комиссию по помощи беженцам с Адриатики и из Трентино: «Никакая другая зимовка невозможна нет транспортных судов надо везти ирредентистов в Японию откуда репатриировать»[513]
. Действия Манеры, немедленно вызвавшие нарекания со стороны Военного министерства[514], были совершенно нетрадиционными: он не только проигнорировал субординацию, но и обратился напрямую к ассоциации беженцев, зная, что в случае необходимости она могла бы предать всё это огласке, поставив правительство в затруднительное положение.