Меж двух огней

Поначалу считалось, что за каждую пядь земли Мадила придётся бороться, проливать кровь в многочисленных битвах. На деле ходячие мертвецы почти не выказывали буйного нрава, которого так страшились аглорцы. Либо они, заслышав о приближении армии, сбегали, либо их отлавливали и расчленяли, прежде чем спалить. Повторное убийство немёртвых давалось нелегко.

По пути сюда Верия покалывало любопытство. Рассказывали, что в деревнях неупокоенных находили поразительные вещи — всё-таки трупы не нуждались ни во сне, ни в еде, а значит, занимали быт иными способами. Например, мастерили всякие всячины, подчас ценные до неверия. Их бережно прибирали к рукам аглорцы, если их не успевали опередить варвары.

Творившееся внизу остудило пыл Верия. Оно до боли походило на то, чем занимался он сам, пощипывая приграничные земли апостатов.

«Чем вы отличаетесь?»

«Тебе ведь разонравилось вешать селян. Нравится ли это?»

Верий сплюнул кислую слюну. Причина в перспективе. Когда он спустится, то обнаружит омерзительных гниющих тварей, что движутся, подгоняемые злой волей. У них нет ни чувств, ни мыслей. Они — несчастные души, запертые в разлагающемся каркасе. Какая бы участь ни постигла Соединённые Войска, здесь они поступали правильно.

Пришпорив коня, Верия направился вниз.

Дома были чересчур вычурными. Каждое напоминало миниатюрное поместье, огороженное низким кованым забором. Копыта застучали по мощёной дороге. У мертвецов были десятки лет, чтобы обустроиться. Не зная усталости, они трудились — для чего? Зачем тёмным магам приказывать им имитировать подобие разума? Зачем тратить ресурсы на извращённую пародию, если нежить всегда останется нежитью — орудием смерти?

Южане с недоумением и неприязнью встречали реманов, однако не мешали продвижению отряда. Небось, назад отправился с десяток гонцов, и у всех один вопрос: как поступить с обнаглевшими имперцами?

Верий понимал, что они не осмелятся причинить ему вред. Они играли по правилам, и это снова заставило его задуматься об иронии происходящего. Восточники мнили, что победят честно, а раз так, пусть его, этого нелепого глупца с его горсткой легионеров. Наверное, они выждут взятия Старой Литеции и только тогда нанесут удар.

Слабо пахло цветами. Верий принюхался. Фиалки. Что за извращённое чувство юмора сыграло этакую шутку с нежитью — облить её духами?

Слышались крики, однако улица, выбранная Верием, пустовала. Он подумывал о том, чтобы выехать на площадь, которую приметил на холме, когда распахнулась дверь одного из домов.

На Верия уставилась девочка в простом платье. Светлые волосы были заплетены в две косички, губы малышки подрагивали. Огромные глаза, в которых бурлил страх, изучали процессию.

Он успел подивиться, что ребёнок забыл в деревне мертвецов. Неужели отловили для тёмного ритуала? Но вот беда, больно бледной была кожа. И, хоть девочку трясло, она не плакала — ни единой слезинки. Развернувшись, она исчезла внутри.

Враз пересохли губы. Верий спешился. Зашелестел вытаскиваемый из ножен гладиус. Позади крикнули предупреждение: это ловушка, не следует легату ломиться в здание, где могут прятаться враги! Верий не слушал, толкнул ворота, лишённые замка или хотя бы щеколды. Пробежал по гравийной дорожке и ворвался в дом.

Запах фиалок усилился, стал почти невыносимым. Девочка мчалась, не заботясь о скрытности, и Верий последовал за ней, поднялся на второй этаж, распахнул дверь.

В углу стояла маленькая постель. Зачем мертвецам спать? Повсюду валялись игрушки. Из гигантского окна, прикрытого хорошим, почти без пузырей, стеклом, струился свет. Полированная медная пластина отразила Верия. На столике под ней выстроились флакончики, в открытой баночке влажно поблёскивала мазь. На другом столе, побольше, в беспорядке валялись пергаментные листы. Рядом лежало перо, пристроившееся к закрытой баночке чернил.

Верий нагнулся и увидел, что девочка забилась под кровать. Верий будто очутился на поляне, усеянной фиалками; если закрыть глаза, легко представить, как его обступают цветы.

— Пожалуйста, — прошептала малышка, — Пожалуйста, вы… пожалуйста… я не хочу снова…

В горле Верия заклокотало. Он не сразу понял, что это смех. Неупокоенная пискнула и свернулась комочком.

Ну конечно. Ему показалось. Она никак… никак не могла быть Элайной. Одна мысль о том, что его сестра превратилась в… а во что? Девочка не напоминала нежить. Больше всего она походила на обычного ребёнка, которого редко выпускали на прогулку. У знати реманов вновь входила в моду аристократическая бледность.

Верия охватило отвращение к себе, до того сильное, что ладонь, державшая гладиус, разжалась. Он схватился за голову.

«Чем ты лучше?»

Чем он лучше? Его деревню сожгли дотла, и вот он стоит с мечом перед девчонкой — может быть, чьей-то сестрой. Он уже проходил всё это, терзался совестью, когда гибли крестьяне-восточники. Почему он опять должен пройти через это? Почему она не обернулась монстром, чудовищем, алчущим крови живых?

— Спаси меня свет…

Трусливые слова. Он недостоин спасения и не получит его.