Меж двух огней

Что ж, в ней хотя бы проснулось благоразумие, которое не позволило ей мыться под открытым небом. Если она поймала лихорадку осенью, то зимой — сугробы повсюду не оставляли сомнений, что наступила зима, — она свалилась бы с тяжёлой горячкой. Правда, поблизости отиралась Пандора, которая излечила бы её… наверное. Если бы Вероника как следует попросила.

Пожалуй, магичка бы не выкарабкалась.

Ждать помощи от Дерека было нельзя. Его нестабильность могла кончиться печально для нас всех, и любое обращение к тьме усилило бы ненадёжность стула, на котором он балансировал. А стул ему попался трёхногий, причём всё ножки — разной длины. Если бы не желание вампирши, Вероника избавилась бы от юноши. Она постоянно метала в него колючие взгляды, словно прикидывала, когда он начнёт крушить окрестности или свалится замертво.

Я сидел возле Вероники. Отчасти для того, чтобы следить за её порывистым нравом, который мог проявить себя в любой миг, отчасти потому, что она помылась и сидеть рядом с ней было приятно. Постепенно девушка разговорилась.

Она обращалась ко мне, хоть я и не спрашивал ни о чём. Рассказывала о злоключениях, которые ей пришлось перенести — у меня кровь стыла в жилах от того, что она говорила, беспечно, будто это случилось не с ней. Когда её схватили, то до прихода дознавателей с мифрилом поили какой-то дрянью, от которой она воспринимала реальность сквозь призму оживших кошмаров — и притом не в силах была дотянуться до тьмы. Если бы стали пытать, наваждение рассеялось бы в достаточной мере, но её просто связали, как овцу на закланье, и отвезли в Шуданский монастырь.

— Не знаю, чего они хотели добиться, — сказала она, — вероятно, планировали воспользоваться как-то, чтобы развязать конфликт между Аглором и Владыкой. Потом с чего-то поменяли планы. Приехали инквизиторы и… — Она подвигала левой рукой, лишённой двух пальцев, — Они очень сильно хотели вызнать секреты нашего ордена. Слабости Владыки. Дурачьё, у него нет слабостей!

Расположившийся напротив Дерек пошевелился. Его лицо — маска смерти — ничего не выражало. Юноша сильно изменился. Он и раньше говорил мало, а после встречи проронил от силы десяток слов. Вероника утверждала, что все его силы должны уходить на борьбу с тьмой. Девушка не встречала раньше такого ни вживую, ни в книгах. Любой маг мог отпускать стихию; если он не контролировал поток, это означало, что его уже порабощает нечто, пришедшее на ауру живого человека.

Дерек громить окружение не спешил, и это радовало.

— Каков он? Каков Владыка?

— Владыка? — замешкалась Вероника, — Он — воплощённая мощь. Он — средоточие мудрости. Он — непоколебим, несокрушим. Глупцы, дерзнувший выступить против Него, погибнут в муках.

— А ты вообще видела его? — уточнил я. Описание, которое предлагала девушка, конкретики не содержало.

— Однажды.

— И воспылала к нему такой любовью?

— Господин Аладиларий… — Вероника на миг прервалась, — Он научил меня тому, как нужно относиться к Владыке.

— Я тоже видел его, — сказал Дерек. Бесстрастности его тона позавидовал бы монах, полсотни лет изучавший стену своей кельи, — Владыка несёт тяжёлую ношу. Страдает от неё.

Вероника вскочила, ткнула в оруженосца ложкой.

— Немедленно извинись! Владыка не может страдать; Он — средоточие воли!

Дерек вскинул руки в примирительном жесте.

— Прошу прощения, мастер Вероника. Разумеется, Владыка приведёт нас к победе.

Обращаясь к тьме, человек теряет возможность испытывать чувства. Я списал призрак насмешки в его голосе на расшатавшиеся нервы. Дерек не посмел бы издеваться над Вероникой. Она выше его по званию, а положение парня в отряде и без того крайне шаткое.

Хвала богам, Пандора молчала. Её взор не отрывался от оруженосца. Впервые я был обделён её вниманием и не мог этому нарадоваться. А если в закоулках души и затерялось что-то напоминавшее уязвлённость… зачаток ревности… я постучал себя по лбу, чтобы вытряхнуть из черепа дурные размышления.

После ужина Вероника ушла к лошадям и вернулась с шаэ’руном. Она протянула его мне.

— Храни.

Если бы она сунула мне в руки гадюку, я бы вытаращился на неё с меньшим изумлением — и с меньшей неохотой.

— С чего бы мне даже касаться этой штуки?

— Твоё наказание. Я же говорила, что накажу тебя за своеволие.

Я неуверенно дотронулся до ножен, и на меня накатила волна дурноты.

— Держи его при себе и ни при каких обстоятельствах не давай чужакам, — Её быстрый взгляд в сторону Дерека показал, что чужаком она считает и его.

В горле застряли возражения. Шаэ’рун — отвратительная вещь, которая, вне всяких сомнений, способна пить души и выкидывать штучки похлеще. Однако если расценивать это как искупление долга… Я схватился за рукоять, и зрение застили искрящиеся мушки. В голове послышался шёпоток, от которого волосы встали дыбом. Неразборчивые слова сливались в тихое пение; я понял, что вслушиваюсь в причудливый мотив, и отогнал шёпот в глубину разума. Он притаился, как крыса, живущая в подполье.