Меж двух огней

Куда выгоднее для земли, если человек вспашет её, вместо того чтобы обагрять своей кровью. Приаму требовались землепашцы, на том Оливия и стояла, пока управляющий, переглянувшись с епископом, не пожал плечами. Им в самом деле было безразлично, что она думала, лишь бы выполняла, что скажут. Ломать копья в сражении за такую мелочь они посчитали излишним.

По крайней мере, Вербер остался рядом с ней. Оливия боялась, что его убьют или отправят на допрос, но нет — всего-то не давали увидеться с ней, пока она не подчинилась Бекельмейту.

Что же до целей священного похода… в Оливии горела ненависть к тёмным магам, которые обвели её вокруг пальца. Если бы ей подвернулась возможность отомстить, она бы с радостью воспользовалась ею. Но не так — не когда её фактически отправили в изгнание, а собственные солдаты открыто скалятся, прежде чем повиноваться.

Конечно, она не верила обмолвке Бекельмейта… его брошенным будто невзначай словам о разбойниках, напавших на неё. Он не мог — не смел! У него не хватило бы духу подослать их. Или же он хотел, чтобы она не верила?

От этих мыслей кружилась голова и в низу живота начинались колики.

Оливия так сильно сжала кулак, что ногти впились в кожу. Какое-то время она разглядывала кровавые отметины, затем вздохнула, вложив во вздох всю печаль мира. Поднялась к деревне, обойдя главную площадь, на которой горел костёр. Попетляла по улочкам, прежде чем выбралась за плетень… и уставилась на девушку, которая шагала, старательно делая вид, что не замечает троицу вооружённых мужчин, следовавших за ней по пятам.

Лицо девушки Оливия запомнила отлично — нередко та смеялась над ней в кошмарах. Губы Оливии искривились в ухмылке, в груди потеплело от предвкушения. Да что там потеплело — её бросило в жар! Солдат, проходивший мимо, мазнул глазами по Оливии и вздрогнул, ускорил шаг. А она унимала распиравшую её ярость — того и гляди лопнет.

Эта ведьма… эта тварь заплатит за унижение Оливии. Заплатит кровью.

Глава 53

Каким бы трудным ни был подъём к монастырю, спуск оказался труднее. Как-никак тогда рядом карабкались люди, готовые подхватить, если оступлюсь; теперь самому приходилось следить за Вероникой. Она держалась молодцом, однако у человеческого тела есть лимит, который не побороть чистой волей. Не раз я прижимал её к себе, спасая от падения. Магичка дрожала, куталась в отнятую рясу и смотрела на меня — страх сменялся неверием, а неверие уступало… благодарности?

Даже когда между нашими лицами лежали считанные сантиметры, разгадать женские эмоции было не проще, чем пешком пересечь океан. А уж понять, о чём думает девушка, большую часть жизнь посвятившая служению существу, которое не прочь превратить всех людей в ходячих мертвецов… Резкий порыв ветра выгнал праздные мысли. Я вцепился в очередной выступ и нащупал ногой углубление.

Забрезжил рассвет, и мы благополучно ступили на почву, припорошенную снегом. Мышцы в теле ныли, требуя покоя, но я не прислушался к их страданиям и двинулся полями. Деревня вполне могла обернуться западнёй, если её жителей каким-то образом предупредили о ночном сражении. Да и сами крестьяне, если не оглохли разом, должны были услышать отголоски взрывов.

Невольно я обернулся. Монастырь стоял на месте. Если бы его туннели обрушились, если бы мощь взрывов была так сильна, что весь утёс пополз бы вниз… Не думать об этом! Об этом и о прорыве тьмы. Во всём виновата магия, но чья? Ночной патруль, о котором не знала Пандора? Или дознаватели не спали и встретили вампиршу во всеоружии? Или неведомый преследователь, которого мы списали со счетов, нанёс удар?

Два взрыва из разных мест… Главное, что Вероника жива и… относительно цела. Когда смоет с себя кровью и грязь, исцелит ожоги и порезы, то будет как новая — не считая пары пальцев и ошейника. Ошейника, который мешает использовать ей магию.

Я взъерошил волосы. Не удивлюсь, если вскоре обнаружу в них седые пряди — день в другом мире следовало считать за несколько месяцев жизни на Земле. Вечная тревога, ожидание худшего, напряжение на грани сил — всё это сказывалось на организме.

Лошади оставались там, где я привязал их вчера, отсыпав на прощание корма. Они приветствовали наше появление тихим ржанием. Вероника кинулась к седельным сумкам, которые загодя собрали, чтобы без промедления уехать отсюда. Пробормотав что-то под нос, она принялась потрошить их, и на землю посыпалась различная утварь.

— Что ты ищешь?

Она оглянулась. Нижняя челюсть у неё дрожала, изо рта при каждом выдохе вырывалось облачко пара. Когда она прекратила копошиться в вещах, я услышал отчётливый перестук зубов.