Меж двух огней

— Я бы так не торопился, ведь всё идёт к тому, что запрягать будут меня.

Шутливые слова Вербера повисли в воздухе. Он кашлянул и продолжил:

— Лошади разбежались или пали в драке. Бандиты метили по ним; и с чего бы этим скотам вздумалось убивать коней, за которых могли бы дать приличные деньги? Если у них, конечно, нашлись бы связи…

— Прошу прощения за то, что перебиваю вас, — вклинился я, почуяв, что сейчас самый подходящий момент, — однако наш конь выжил и в силах довезти экипаж до города. Мы готовы предоставить его вам.

Я махнул рукой в сторону ящероконя, который с кажущейся беспечностью стоял в отдалении. Казалось, он не сдвинулся с места с тех пор, как завершился бой.

— Один конь на двоих? — В голос усача вкралось недоумение. Настал мой черёд неловкого кашля.

— Верно. Поэтому, если вы примете предложение, мне и моей наставнице придётся воспользоваться каретой, если, конечно, госпожа Оливия не станет возражать против нашей компании. К тому же, ввиду известного положения госпожи Вероники в обществе и произошедших событий, было бы предпочтительно придать коню более… общий вид. Чтобы не смущать случайных путников на дороге и не вызвать переполоха среди стражи на воротах.

— Насколько общий? — спросила Оливия, но, оглядев ящероконя, ответила сама, — Спрятать хвост, накрыть гриву и натянуть что-нибудь на морду. Тогда, если не присматриваться, никто не заподозрит его… необычное происхождение.

Д’Трувиа пожал плечами.

— Лошадей поблизости в избытке, так что найти подходящие доспехи вполне реально.

Стоило ли радоваться тому, что они не потребовали объяснений, зачем скрывать облик скакуна? Потому что я вряд ли сумел бы внятно рассказать, для чего требуются столь изощрённые меры предосторожности. Вероятно, и Оливия, и Вербер обладали большей сообразительностью.

Как выяснилось, к переносу трупов привыкаешь с поразительной быстротой. Совсем недавно один вид убитого человека пробуждал в душе трепет, и вот уже тащишь очередного мертвеца с чёрствой небрежностью бывалого вояки. В какой-то момент я остановился, чтобы посетовать на боль в спине и в руках, вызванную тяжёлым грузом, и понял, что в живот убитого, лодыжки которого я держал, воткнута обломанная стрела. Её на древке виднелись отметины от ногтей. Меня повело, однако желудок пустовал, и к тому же умерший явно бы не обрадовался, если бы его заблевали.

Оружие павших Вербер забирал и складывал в отсек экипажа для вещей, чтобы, как он объяснил, не позволить мародёрам забрать самое ценное. При этом бандитские палицы, копья и грубые мечи он не трогал. Когда мы шли к последнему охраннику экипажа, в дорожной пыли что-то сверкнуло. Я наклонился и подобрал перочинный нож, ставший спасением баронессы и её спутника и гибелью разбойников. Мысли устремились к служанке, подарившей его мне. Похвалила бы она меня за то, что я сделал при помощи её дара милосердия? Или она вручила его для защиты, а не для резни?

Что сделано, то сделано, и прошлого не изменить. Я вздохнул и, вытряхнув из кармана остатки смартфона, положил в него нож. Потенциал мобильника в другом мире так и не раскрылся. С другой стороны, может быть, он спас меня, приняв удар и не позволив осколку ребра вонзиться в лёгкое. Мы перенесли мертвеца и встали на обочине, окидывая безрадостную сцену взглядами.

— Теперь время искать доспехи для вашего скакуна, — сказал Вербер, и я поёжился. Мёртвые лошади выглядели тяжёлыми.

Тяжёлыми они и оказались.

Для того чтобы раздеть труп коня, его необходимо перевернуть, потому что иначе не добраться до некоторых застёжек. При этом туша животного успела окоченеть и на ощупь дьявольски неприятна, да и кроме того в некоторых случаях испачкана кровью. Грязная работа. К несчастью, чтобы собрать полный комплект, пришлось раздеть не одну лошадь. Но в конечном счёте мы стали гордыми и замызганными обладателями шанфрона, кринета и других частей конского снаряжения, названия которых вылетели из головы чуть ли не быстрее, чем попали в неё. Я и познакомился-то с ними только потому, что Вербер, обычно изо всех сил тянувший труп за какую-нибудь конечность, чтобы мне удобнее было снимать доспех, выплёвывал неизвестное слово.

— Краппер! — стонал он, и вены на его шее вздувались от напряжения, когда он приподнимал круп лошади. Я в это время судорожно прикидывал, что из многочисленных ремней и застёжек могло принадлежать крапперу и не являлся ли пресловутый краппер замысловатым ругательством.

Однако самый трудный соперник поджидал нас в конце. Ящероконь не намеревался терпеть людишек, которые вознамерились нацепить на него новое обмундирование. Это он ясно продемонстрировал, обнажив чересчур острые для мирного непарнокопытного зубы и угрожающе пригнув голову.

— Я разберусь, — сказал я Верберу, и тот, одобряюще улыбнувшись напоследок, поспешил отдалиться.

— Послушай, это не моя прихоть. Никто бы не стал вешать на тебя дополнительную амуницию, если бы не необходимость.

Если уж на то пошло, я бы вовсе не приближался к нему, если б мои желания значили хоть что-то.