Между

Я свободен. Я исцелен от яда, выпитого на корабле.

И я смогу любить вас обоих – как подобает сыну любить отца и его молодую жену.

* * *

…отпылали костры Лугнасада. Начиналась осень. Дни еще жарки, но звездные ночи холодны.

Лето миновало, и вместе с ним ушло безумие страсти. Снедавшее плоть желание было утолено, и осталось то, что связывает не тела, но души. То, что и называется простым словом – любовь.

– К холодам нам придется вернуться в замок?

– Девочка, нас никто не заставляет.

– Я знаю, но… я чувствую: ведь надо?

– Да. Так будет лучше.

Они идут под полнозвездным небом. То тут, то там его прочерчивают падающие звезды – и Эссилт по-детски тянет руки, словно пытаясь поймать серебряную искру. Марх смеется.

– Я никогда раньше не видела таких звездопадов. Это тоже – наше чудо?

– А ты раньше много гуляла августовскими ночами?

– Не-ет… – огорченно отвечает она. – Значит, так – всегда? И волшебства в этом нет?

– Волшебство не в звездопаде, Эссилт, а в том, что мы видим его. Волшебство дремлет в нас самих. Надо лишь разбудить его.

– Так? – она проводит пальцем по синим извивам рисунка на его груди.

– Так, – кивает Марх.

Кромка осени: Марх

Холодно. Осенний ветер плетью хлещет по нагому телу.

Это несказанно приятно, хотя девять человек из десяти сказали бы иначе.

Ты не замерзла, моя девочка? Вижу – нет: тебя греют твои длинные роскошные волосы. Но еще лучше тебя греет обретенная тобою сила. Ветер, от которого ёжатся люди, тебе теперь не страшен. Ты сейчас и по сугробам бы прошлась.

Тебе понравилось ходить нагой. Ты сбросила с себя привычки мира людей, как путник скидывает поклажу и с наслаждением расправляет плечи.

Тебе будет трудно снова заставить себя надеть платья? надеть весь ворох человеческих правил? Весь ты уже не наденешь, но часть – придется.

Мы должны вернуться, Эссилт. Иначе мы перестанем быть правителями человеческого Корнуолла. А это ничуть не лучше, чем никогда не выходить за пределы мира людей.

Зиму проведем в мире людей, а лето – если не случится большой войны – снова вот так. Хотелось бы надеяться, что так и будет.

Динас принес им подобающие одежды, и Король с Королевой вышли в мир людей – нарочно или нечаянно, но – у самого Пенгваэдда. На западном краю Прайдена.

Они отправились на восток, в Тинтагел – уже только по человеческому Корнуоллу.

Крестьяне и эрлы, стар и млад, встречали их поздними осенними цветами, подносили хлеб и пиво нового урожая, осыпали посевным зерном…

Больше всего это походило на свадебный поезд – пусть и запоздавший на три с лишним года, но такой, какого Корнуолл не знал ни до, ни после.

Женщины протягивали Эссилт своих детей, уповая, что одно касание Королевы убережет малыша ото всех хворей. А уж если она возьмет младенца на руки, то к тому не пристанет никакая беда в жизни.

Мальчишки и юноши так же искали прикосновения Короля. Хоть бы краем плаща задел!

В деревнях следовал сговор за сговором, чтобы молодые непременно успели влиться в свадебное шествие Властителей. На вопрос: «Согласна ли ты выйти за меня сейчас?» – даже самая последняя гордячка не отвечала «нет».

Многосотенная свадебная процессия двигалась небыстро: Марх и Эссилт шли пешком, отказываясь от любых скакунов; очередные молодожены, их друзья, да и просто соседи проходили полдня, или день, или пару дней, в следующем селенье к ним присоединялись новые… толпа менялась, всегда огромная, пестрая, и – не уменьшающаяся.

Марх и Эссилт шли на восток, к Тинтагелу.

Встречать их вышли за полдня пути. Эрлы, Динас, где-то в толпе Перинис, притворяющийся слугою. Во главе всех – Друст. Наследник и наместник.

Твердо уверенный, что навсегда свободен от безумия былой любви.

Внизу, на равнине показалась толпа. Невозможно было различить идущих впереди, но встречающие и так всё знали. Они пошли навстречу, сначала медленно, потом всё быстрее…

Звонко-золотое сентябрьское солнце разогнало последние облачка с неба, мир был ослепительно ярким, небо – лазурным, листва – зеленее, чем весной, или спорящая желтизною с солнцем…

Праздник.

Друст бросился в объятия Марха:

– Отец! Государь!

– Мой мальчик…

– Госпожа!

Эссилт обняла его, прикоснувшись щекою к щеке, как и надлежит королеве приветствовать пасынка…

…и Друста словно обожгло.

Спокойствие, старательно взращенное за эти месяцы, растаяло в миг.

Перед ним была она, та, кого он полюбил еще в Ирландии, желанная и недостижимая тогда, еще более желанная после, когда колдовской напиток – не внушил любовь, нет! – лишь помог совершить поступок, на который бы сын Ирба никогда не осмелился сам…

Она стояла перед ним, улыбающаяся, счастливая, вожделенная как никогда и – недоступная.

Пир осеннего урожая больше всего походил на свадебный. Эссилт лучилась от счастья, Марх, помолодевший лет на пятьсот, был горд и весел, а Друст… Друст, сидящий по левую руку от короля, был рад тому, что ему можно просто смотреть в сторону, а не на этих двоих. Сын Ирба понимал: он не имеет права на мрачное лицо – оно всем сразу скажет всё. Он старательно веселился… и внимательный взгляд замечал, что эта радость – нарочитая.