Между

Молодой военачальник воспринял это как должное: ну, союзник из древних легенд, ну, ведет себя как в легенде – что тут такого? Всё правильно. Знай – запоминай места, где они выныривают в мир людей.

– А вот и наши гости, – тихо сказал Друст.

Этот край был восточнее Бретани, и Каэрдин порадовался, что войне не пройти по их землям. Он понимал, что перед ними не всё войско, а лишь один из отрядов – крупный, но не более того. Но когда на твоей стороне сир Тристан, то это ведь половина победы.

Вторую половину они добудут сами.

– Значит, так, – Друст взял его за плечи. – Стой у менгира. Не шевелись, что бы ни происходило. Потом поможешь мне вернуться.

Каэрдин кивнул.

Друст взял лук – откуда взял? миг назад на его плече не было оружия – выхватил из колчана – и колчана у него тоже не было! – первую стрелу, вторую, третью…

Словно зимний вихрь обрушился на равнину – так полетели на франков белые стрелы. Враги умирали, не успев проснуться, – а Тристан стоял у древнего камня и стрелял, стрелял, и Каэрдин сначала изумился, что стрелы в его колчане всё не кончаются, а потом поздно было удивляться, ибо ни один колчан в мире людей не вместит столько стрел, но это и правильно, ведь он не человек, и оружие его не люди делали, а франки подняли тревогу и мчатся сюда, только вот Тристану достаточно отступить за менгир – и длиннокосые воины пробежали мимо и не заметили, и ведь недаром велел не двигаться, а он продолжает их бить, ведь они, глупые, подставили ему спину…

Уцелевшие франки сделали единственно разумное: обратились в бегство.

Друст не собирался выходить из-под защиты менгира, так что враги оказались в безопасности, едва отошли на выстрел. Правда, они об этом не знали.

Но отпустить их – это даже лучше. «Расскажут…» – непрошено всплыло в сознании.

«Ты прав, дядя. Прав, как всегда».

Друст сел на землю, привалясь к камню. Уста-а-ал…

– Твоя разведка удалась? – негромко спросил Каэрдин.

– Вполне, – выдохнул бритт. – Вот так и поступим с теми, кто всё-таки осмелится выйти на бой.

– Ты сегодня уполовинил армию, с которой нам биться, – улыбнулся бретонец. – Наслушавшись этих беглецов, половина франков просто не пойдет на нас.

Друст устало кивнул.

…Потом была битва – и было ровно то же самое.

Друст не дал себе труда запоминать место сражения, расположение отрядов и прочие сугубо бретонские частности. Он просто вышел по менгирам в тыл к франкам – и принялся стрелять.

Враги предпочитали бежать на воинов Бретани, спасаясь от этого непостижимого и неодолимого белого шквала стрел.

Победа над франками превратила Друста из героя Британии – в героя Бретани. И поскольку все понимали, что франки через какое-то время могут вернуться в еще большем числе, то все правители Бретани мечтали об одном: привязать сира Тристана к этой земле. На торжество победы они съехались с дочерьми и прочими незамужними родственницами. Изольда Белорукая красовалась в лучших нарядах, расшитых собственными руками, и высокомерно поджимала губы, глядя на этот цветник невест. Дескать, вы что, не знаете, что Тристан может жениться только на Изольде?

Единственным, кто остался безучастен ко всебретонским смотринам, был сам Друст. А наилучшей подготовкой к новому сражению с врагом он считал не брачное ложе, а совещания с Каэрдином и прочими – в те часы, когда они все были трезвы, разумеется.

Торжества тянулись и тянулись, но как ни красовались невесты, а их отцы должны были удовольствоваться тем, что сир Тристан, похоже, намерен остаться в Бретани безо всякой женитьбы. И поскольку мощный союзник был им гораздо нужнее завидного зятя, то они покинули замок Хоэля без особых сожалений. А чувства их дочерей не интересовали никого.

Изольда же гордо вскинула голову, уверенная, что она в отчем доме одержала победу не меньшую, чем давеча всё бретонское войско.

Легенда с браком

Они ехали по лесной дороге. Изольда сердилась всё сильнее: прогулка, от которой она ждала… чего? – она и сама не знала, но ведь ждала! – эта прогулка грозила окончиться ничем. Ну, проехались. Ну, поговорили…

Ведь с ней – он, живая легенда, а в жизни он еще прекраснее, чем в любых песнях… и что?

Друст, в свою очередь, тоже кусал губы. Зачем он согласился сопровождать эту глупую девчонку, изо всех сил пытающуюся обратить на себя его внимание? Досада жгла его. Хотелось сказать на ухо коню одно-два слова и галопом умчаться, да так, что никто не догонит… лишь посреди дороги оборвутся следы копыт, будто по воздуху ускакал конь.

Отчаянно хотелось свернуть… и неважно, что станется с этой разнаряженной куклой, которую он бросит посреди леса.

Важно. К сожалению, важно. Бросить ее – навсегда утратить расположение ее брата. А Каэрдином Друст дорожил. Ради него и согласился оказать любезность его кукле-сестрице… ну и скукотища. Она еще и ест его глазами… дырку проглядит.

«Ну и зачем была эта поездка?!» – с совершенно одинаковой досадой думали оба. Если бы они знали, как созвучны сейчас их мысли! Если бы хоть один осмелился выразить раздражение вслух!