Между

Здесь не пристать незамеченным. Придется править западнее, там был удобный спуск к воде.

…всё у меня отняли. Даже мою Саксонскую бухту.

Жаль, что я не погиб тогда. Это было бы проще.

…Я тогда считал, что лишился всего. Наивный мальчишка! У меня тогда была родина. У меня тогда было мое дело, мои воины… не служба неизвестно какой стране неизвестно зачем. У меня была любовь, а не наряженная дурочка-жена. У меня был отец… мы искренне считали, что ненавидим друг друга, а мы были нужны друг другу. Он помчался спасать меня, когда напали саксы, – а мне в битве его имя было боевым кличем. Я был тогда готов умереть за него.

Теперь я не знаю, за кого мне жить.

В сумерки Друст проскользнул в свою бухту. «Свою»… насмешливое слово. Бухта давно уже стала чужой. Только старые укрепления остались прежними. Они заросли так, как один молодой командир когда-то хотел. Только теперь эти деревца, пустившие корни между корнями, были не старательно высаженными, а взаправдашними. Знаком векового запустенья.

Друст вошел в западную башню. Как ни странно, запас стрел там был свежим.

«Ждут нападения? или просто традиция?»

Эти новые стрелы – не очень-то хорошие, их делали рыбаки, а не воины, – были единственным своим в этой чужой бухте.

Приближаться к длинному дому не хотелось. Не потому даже, что люди увидят, узнают… узнают?! Кто его узнает здесь?! Для них прошел век с лишним, здесь живут внуки и правнуки тех, кто воевал с саксами!

Интересно, а потомки Датара живут здесь до сих пор? Род не пресекся? И чтят ли внуки могилу храброго воина?

Кромка миров: Друст

Когда-то Динас провел нас сюда коротким путем от Тинтагела. Мне тогда было проще одному сразиться с сотней саксов, чем пройти по кромке миров.

Тогда. Но не сейчас.

В Бретани мне не было разницы, по какому миру ходить. А здесь?

Прежний страх сжимает сердце, словно я до сих пор не умею менять облик. И не достает духу ступить в туман. Боюсь заблудиться.

Смешно! – я вдруг боюсь.

Однако это никуда не годится. Так мне придется идти в Тинтагел по миру людей. Хм, быстрее будет вернуться к лодке и доплыть, пусть и вокруг всего Корнуолла.

А если попробовать в конском облике? Дядя, когда-то ты мне именно сюда прислал в подарок белого коня. Случайно? Вряд ли. Ты хотел, чтобы я научился менять облик?

Я научился.

И попробую домчаться до Тинтагела короткой дорогой.

Белый конь призраком промчался через деревню… другую, еще одну. Он был так стремителен, что казался сгустком тумана.

Ночь еще не кончилась, а впереди уже темным силуэтом вознесся в небеса Тинтагел.

Друст остановился. Сменил облик.

Его сердце защемило. Он вернулся домой… но он стал чужаком, изгоем, объявленным вне закона. Встреча с дядей (с отцом!) была бы ему смертным приговором.

Но не смерти боялся Друст. Ей он был бы и рад. Он боялся ненависти – в том единственном месте в мире, которое он любил.

Кромка судьбы: Друст

Неприкаянным, непокаянным,
Мало обретя, утратив много,
Бывшим сыном, гостем нежеланным
Возвращаюсь к твоему порогу.

Отчий дом, твои родные стены

Мне тепла не сыщут неужели?
А в ответ: «Нет срока у измены.
Нет Тристану места в Тинтажеле!»

Прокрасться в сад. Свернуть. Вот и Большая Сосна. Можно запеть… да что толку. Эссилт не придет.

Динас когда-то объяснял, что ее приводило только заклятье Манавидана. Правда? Нет?

Какая разница…

Итак ясно – звать былую возлюбленную нет смысла.

Не попасться бы на глаза королю… убьет, не выслушав.

И от этой мысли в Друсте снова всколыхивается гнев. Почему, по какому праву король будет карать?! Тем более, если в своей измене он, Друст, не виновен?!

Племянник Марха тенью скользил по замку, ловко держась на грани миров. Он слушал, о чем говорили эрлы, и с радостью узнал, что король сейчас в отъезде. Давно и далеко.

Некого бояться.

Но почему, почему я должен бояться?!

Прокрасться в покои королевы не составило труда. Эту дорогу он помнил слишком хорошо.

Выйти из-за колонны – как когда-то.

…Она вышивала. Его появления она не заметила.

Она одна. Тем лучше.

Бесшумен шаг по каменным плитам. Она не понимает, что он здесь.

Она изменилась? Постарела? Мы не молодеем…

Выдохом:

– Эссилт…

Она вскочила в испуге (кресло упало), отшатнулась как от прокаженного:

– Ты?!

Друст недобро сощурил глаза:

– Не ждала?

Ужас былой возлюбленной был для него горше любых оскорблений. И закипавший было гнев прорвался. Он для нее – чудовище? Тот, кого можно лишь бояться? Отлично! Он и будет таким.

Она смотрела на него расширенными от страха глазами. И – Друст ощутил тот азарт, который гонит хищника за отчаянно удирающей добычей. Даже если зверь не голоден.

– Друст, – жалобно проговорила она, – пожалуйста, не надо.

– Ты – моя, – властно ответил он. – Ты всегда была моей. Марх может в этом сомневаться, но ты-то знаешь.