Между двумя романами

Но я как-то пропускал это мимо своего внимания. Эти явления, происходившие у меня на глазах, не мешали мне думать о часе свидания или тренировки. И я упорно ходил на эти тренировки – у меня был значок ГТО. Но вдруг однажды на лекции, в зале им. Вышинского, я слышу – кто-то пальчиком этак осторожно меня в спину толкает. Ритмично так – тук-тук… Упала душа. Я еще не оглянулся… душа у меня упала. Выходит, во мне неосознанно что-то откладывалось, шел процесс постижения явлений. Я весь как-то онемел. Оглядываюсь и вижу эту женщину, которая меня пальцем, как смерть. Я ослабел… выбрался из рядов… вылез. Она повернулась и пошла – уже привыкла, как телят, вести нас за собой. Ничего не сказала. Повернулась и идет. И я за ней. Она направо – и я направо. Она налево – и я налево. Она вдет по коридору – и я по коридору, она вниз – и я вниз. Она по последнему коридору идет, дверь молча приоткрывает, входит, пропускает меня вперед, я вхожу… Она захлопывает дверь – передо мной комнатка маленькая, из строганых досок такой прилавок, а за прилавком – сейф… Она открывает сейф, достает уже приготовленную для меня какую-то квитанцию, на вид вроде билета в оперный театр, с контролем. Дает мне и говорит: иди вот туда-то, на площадь Дзержинского… в Комитет госбезопасности, или как он там назывался – НКВД… Я говорю: можно мне хоть с мамочкой зайти проститься? Нет, не надо, ни в коем случае, иди вот по адресу… Сейчас же – смотрит на часы – я зафиксирую, когда ты от меня уходишь… И я пошел…

Прихожу я туда… там бюро пропусков, страшное такое… мне моментально выписывают пропуск какой-то цветной – то ли голубой, то ли розовый… я уже не помню. Как и первая бумага, он был похож на билет в Большой театр. И тоже там – контроль. Я беру, иду… через несколько кордонов часовых. Одни надрывают у меня контроль, другие просто читают, сличают с какими-то своими материалами, третьи отрывают совсем. Дальше – я попадаю в лифт, поднимаюсь, не помню на какой этаж. Выйдя из лифта, я, помню, очень удивился – этаж был, допустим, четвертый, а комната – 800 какая-то. Вот такая интересная вещь. Я тотчас смекаю: видно столько же этажей от нулевого вниз идет. Иду дальше, выхожу на лестницу и вижу: вниз грандиозный колодец, и там переходы и много лестничных площадок, и все они закрыты сетками. Если я выброшусь в лестничную клетку, захочу покончить самоубийством, – эти сетки меня подхватят… И вот, наконец, я вхожу в коридор и вижу там множество дверей и множество стульев – все по одной стороне – я вижу только затылки смотрящих в одну сторону людей. И конвоир ведет какого-то человека… Мучнисто-белое лицо, стриженая голова и какая-то полосатая на нем пижама. Открывает дверь… и оттуда доносится: тюрьма, тюрьма… – как сейчас помню – по телефону кто-то спрашивает: алло, тюрьма?… Ну вот, пришел я, сел, как все, стал ждать. Через некоторое время меня вызвали.

Допрашивали меня два следователя… Я вот к чему клоню… Каков я был тогда… Работало подсознание – сознание еще не включилось. Из чего я такой вывод делаю? Они допрашивают меня, навязывают какую-то свою версию об одном из студентов. А я говорю: этого не было. Они опять нажимают – тогда я им делаю замечание: товарищи, уголовно-процессуальный кодекс, статья такая-то строго-настрого запрещает вам подобным образом формировать показания свидетелей! Вы должны вот так-то и так-то… как требует закон, допрашивать меня и фиксировать показания. Они – ха-ха-ха! Это «ха-ха-ха» меня поразило. Как они покатились, хохот такой! – Что еще твой закон говорит?.. И начали на машинке стучать мои показания. И я опять говорю: товарищи, ведь закон такой-то, разъяснение такое-то… – а я учился неплохо. И преподавали профессора, еще не посаженные… Еще плохо было, так сказать, изолировано римское право от нашего сознания. И кое-что мы все же почитывали – это даже приветствовалось, – кое-что из юридической литературы, классической.

(Жена. Да и у нас, на Географическом, в университете, так практиковалось. Например: «Читайте Ога, французского геолога, читайте, но критически».)

Так вот, я говорю: вы воспроизводите механическим путем, а это строго-настрого… это страшное нарушение процесса!.. – Ха-ха-ха! Какой, скажи скорей… какой закон?.. скорей… а то не могу!.. Вот такие вещи… Потом один из них меня стукнул по затылку. Я задумался, голову опустил… Тогда другой ребром ладони снизу вверх: «Чего нос повесил?»

Так меня долго расспрашивали – целый день. Но отпустили. Почему – до сих пор не понимаю. Чем-то я им не подошел…

В связи с этим – один эпизод… Через неделю-другую после допросов иду по коридору в перемену между лекциями. Навстречу мне – студент Чеховский. Идет – иссера-бледный, как из-под земли вылез. Он пропадал где-то, не бывал на лекциях некоторое время.

– Дудинцев, здорово! Ты на свободе?

– А где же я должен быть?

– Тебя же забрали, ты же главарь группы… Мне протокол показывали… твоя подпись… я же знаю, ты заметки в стенгазету подписывал…