Помолчав еще с минуту, посмотрев в сгустившуюся черноту за окном - Яков все это время смотрит на него внимательно, неотрывно, но молчит и ждет, пока мысли улягутся в николаевой голове - Гоголь формулирует-таки интересующий его вопрос:
- А что делать-то, Яков Петрович? Вам помощь моя нужна?
Яков внезапно мрачнеет, взглянув на Николая из-под нахмуренных бровей, и скрещивает на груди руки.
- Нужна, - признает явно неохотно, стукнув когтями по предплечью, заворожив Николая этим простым движением. - Но… Чего тебе? - последний окрик относится уже к замершему на пороге Тесаку, дышащему тяжело, словно загнанная лошадь, явно через всю деревню бежал.
Шапку свою неизменную где-то потерял, волосы растрепаны, а в глазах такой страх стоит, что невольно, нервной дрожью передается и Николаю.
Только Гуро спокоен - поднимается на ноги плавно, словно кот, подходит к Тесаку и встряхивает его двумя руками за плечи, заглянув в глаза.
- Что случилось? - так проникновенно стекает с губ, что Николай невольно думает, что ответил бы, даже если б не хотел.
- Так это… - Тесак мотает головой, словно отгоняя наваждение, и оглядывается за спину. - Ваш высокоблагородие… Всадник там… Тёмного какого-то требуют… - если б Николай и без того не сидел уже, он бы точно на кровать осел - чувствует, как ноги слабеют и под ребрами заплетается узел страха. - - Александрхристофорыч в него из ружья пальнули, а тому хоть бы шо… За вами послали… вашевысокоблагородие…
- Правильно послали, - соглашается Яков, отпустив Тесака и сделав шаг назад, чтобы забрать оставшуюся рядом со стулом трость.
Николай натужно сглатывает, глянув на беса - в глазах темнота, яростная и злая, когти едва не скребут по резному металлу, вокруг рогов словно тьма сгущается - зрелище страшное, но притягательное.
- Люди-то думают, что он за вами, Николай Василич, - неохотно и как-то даже с жалостью признается Тесак, виновато глянув на совсем притихшего от таких новостей Николая.
“Государев человек, - проносятся в голове слова Вакулы. - Не тронут”
Сейчас Гоголь в этом совсем не уверен.
- Александр Христофорыч говорят, чтоб унялись, но то ж толпа… - еще один несчастный взгляд, уже на Гуро.
- Иди за кузнецом, пускай придет, - вмиг находит решение Яков и, проводив Тесака взглядом, поворачивается к Николаю. - Против кузнеца редко кто пойдет, а я пока со Всадником поговорю. Больно уж странная манера вести дела. Пока Яким пусть за тобой присмотрит.
- Я точно не могу вам ничем помочь? Я могу с вами пойти, Яков Петрович, - горячо предлагает Николай, даже найдя силы встать на подгибающиеся от страха ноги.
- И сам прийти в руки этому чудищу? - Яков качает головой и вся его собранная холодность, затаенная ярость во взгляде пропадают, стоит ему протянуть руку и погладить Николая по щеке. Прикосновение так приятно, так правильно ощущается, что Гоголь прикрывает глаза всего на мгновение, вспомнив, что ему ни засыпать, ни задремывать нельзя. Открывает глаза и смотрит на Якова, чувствуя огромную, сокрушительную нежность к этому неясному для Николая человеку… бесу?
- Нет уж, голубчик. Сидите здесь под присмотром Якима да Вакулы. В зеркала не глядитесь, да их и не осталось, не спите главное, даже не дремлите. Из комнаты не выходите, пока я не вернусь. Все ясно?
- Все ясно, - тихонько соглашается Николай, кивая уже вслед выходящему из комнаты Якову. Секунду стоит, как замороженный, затем кинувшись к окну - хоть посмотреть, что происходит на улице, хотя шансов углядеть что-то дельное отсюда мало.
Только раньше, чем Николай разглядит сквозь стекло улицу и Якова, идущего через двор, Гоголь видит в запыленном, грязном стекле свое отражение. Глаза, темные незнакомой чернотой, широко распахнутые от осознания неисправимой ошибки - Николай делает шаг прочь от окна, и проваливается куда-то в совсем незнакомое ему место.
Здесь сыро и серо, под ногами хлюпает болотная жижа, расходясь мелкими, зыбкими волнами от каждого шага. Стены, покрытые странными наростами, сочатся жемчужно-серой слизью, и Николаю кажется, что он может разглядеть в узоре трещин и углублений силуэты юных девичьих лиц, льющих слезы над своей загубленой жизнью.
Словно по наитию, да и от того, что делать больше нечего, Николай делает несколько шагов вперед, продвигаясь к более освещенной части тоннеля, туда, где опираясь на узловатую деревянную трость, изукрашенную золотом и рубинами, ждет его высокое худощавое создание с темно-серыми, старыми, словно само Время глазами.
- Алексей? - угадывает Гоголь, скользнув взглядом по слоям истлевшей ткани, бывшей когда-то рукавами старинного дорогого одеяния. - Вы?
- Умный вы юноша, Николай Васильевич, - существо протягивает к Николаю руку, прикасается иссушенными годами пальцами к коже - словно старый пергамент скользит по щеке. - Не зря бес так за вас уцепился.
- Яков Петрович? - невольно вздрогнув, Николай уклоняется от не слишком приятного прикосновения. - Что с ним? Где он?