- Дело Яков Петрович говорит, - как-то по особому резко вторит Бинх, прожигая взглядом заметно поникшую толпу. - Вообще по домам расходитесь, ишь, чертовщину нашли.
- Колдун он, - делает попытку еще кто-то из толпы, и окружающие воспринимают это предположение одобрительным, пускай и не сильно уверенным гулом.
Яков удивленно-насмешливо фыркает:
- И где это вы таких колдунов видали, честное слово?
Веселье столичного барина вмиг разбивает последнее предположение в пух и прах, и худо бедно толпа расходится, оставляя Бинха с Тесаком и Гуро наедине.
- А с зеркалами все же что, Яков Петрович? - понизив голос спрашивает полицейский, глянув по сторонам, чтоб убедиться. что ничьих ушей, кроме его верного помощника, поблизости не наблюдается.
- Это я сейчас выясню, Александр Христофорович. Вы, будьте любезны, на Алексея Данишевского и его покойного дядю мне все бумаги найдите. Через три часа к вам загляну.
- Так вы думаете, это он? Данишевский? Я бы даже не смог сказать, что он не похож на того, кто будет девок резать по ночи, нарядившись в черное. Странный он, постраннее вашего писаря.
- Постраннее, - соглашается Яков совершенно искренне. - Через три часа, Александр Христофорович. Сейчас прошу меня извинить.
Николай, сидящий на своей постели, по всем правилам укутан в найденную Якимом неизвестно где овчину, в руках у него большая глиняная кружка с чем-то горячим, аж дымящимся, а стопы отогреваются в большом тазу, заполненом горячей водой. Яков без слов достает из кармана пальто фляжку и подливает Николаю в кружку - тот тоже молчит, только неотрывно следит за бесом светлыми своими глазами.
- Яким-то у вас молодец, Николай Васильевич. Заботится о вас.
- Я бы без него пропал, - негромко признается Гоголь. осторожно отпивая из чашки получившийся напиток. - Мы же вроде договаривались, Яков Петрович, что вы ко мне без отчества… Или приснилось?..
- Не приснилось, Николай. Я уж точно знаю, последние пару дней тщательно следил за тем, что вам снится.
- Правда, значит, всё, - тихо-тихо, словно спугнуть боится или, что вероятнее, боится услышать ответ.
Гуро делает небольшой глоток из фляжки - прекрасный французский коньяк - и кивает.
- Всё правда, Николай. Как я тебе и говорил. Мне тебе, душа моя, лгать без надобности, ты только за правдой пойдешь.
- Вот вы все говорите - “душа моя, душа моя”, - напряженно тянет Николай, надеясь оттянуть мгновение, когда придется заняться действительно насущными, серьезными делами.
Видит и Бог, и Тьма, Яков хотел бы его от этого сберечь. И будет беречь, потом, когда с этим делом будет покончено.
- А какая у беса душа может быть? - хмурится, подняв взгляд. Нашел тоже важный вопрос. Яков мягко, чуть лукаво усмехается, пожав плечами:
- Какая-какая… Тёмная, Коленька. Как вы. Давайте, голубчик, к делу. Я бы вас не торопил, но пришло время озвучить вам мою весьма неприятную просьбу, а из-за неё времени у нас не так уж много.
- Какую просьбу? - холодея уточняет Николай.
- Спать вам нельзя, Коленька. Ни дремать, ни бредить, ни в навь уходить, - Яков подходит ближе, останавливаясь у таза с водой, и невольно улыбается от накатившего юношеского совсем желания провести пальцами по голой мальчишеской ноге от ступни к колену, до которого закатана штанина. Тот бы от неожиданности вздрогнул, а то и чашку выронил - вот ведь непорядок. - Пейте, Николай. Согреться и успокоиться вам все равно нужно.
- Утащат, да? - кивает Гоголь, тоскливо глянув в окно. - И зеркала Оксана за этим же разбила, да? Чтобы не утащили?
- Так это Оксана все зеркала побила? - удивляется Яков. - Сильно вы ей приглянулись, Николай. Давайте по порядку, показывайте, - Яков мягко гладит Гоголя по волосам. - Сейчас не бойтесь, сейчас я вас держу, никто вас не заберет. Расслабьтесь просто.
И это несложно. Николай доверяет, расслабляется, ластится под руки Якова, несмотря на то, что тот заставляет его пережить весь недавний кошмар заново.
- Все в порядке, душа моя, я тебя сберегу, - едва слышно обещает Яков, успокаивая Гоголя прикосновениями, когда воспоминания его доходят до момента, когда он на Якова в лесу наткнулся. - Всё хорошо. Хорошо.
Николай, давно уж наклонившись вперед, прижимается виском к бедру Якова, не заботясь о том, как это будет выглядеть. Яков гладит его по блестящим черным волосам, дожидаясь, пока писарь успокоится, перестанет рвано вздыхать и слабо вздрагивать.
- Страшное тебе пережить пришлось, Коленька, - подводит итог увиденному Яков. - Уж прости беса, не доглядел. Не думал, что ты в самое логово сунешься.
Николай бормочет что-то невнятное, то ли в оправдание, то ли просит Якова себя не винить, но не отстраняется, позволяя длинным пальцам перебирать его волосы.
На Полтаву уже опустилась ночь, чистая, ясная, звездная - залюбуешься.
- Как думаете, сегодня всадник тоже на охоту выйдет? - спрашивает Николай, чуть повернув голову, чтобы, как и Яков, глянуть в окно.