- Я тебе леший, что ли? - возмущается одноглазый, отпрянув от обернувшегося, вставшего на ноги Якова, и покосившись на его руку, сжавшую трость. - Ты меня не пугай, городской. Пальто оставь, тогда скажу.
- Время только мое тратишь, - кривится Яков, бросая ему полюбившееся алое пальто.
Тонкие, незаметные глазу когти распарывают дорогую ткань на десятки лоскутов и тут же они вплетаются в лохмотья, то там, то сям проглядывая неуместными вспышками алой роскоши. Лихо выглядит довольным, словно кот, налакавшийся сметаны, да оно и понятно, по дворам на Диканьке такой красоты не добудешь, а к Данишевским эта нечисть побоится сунуться.
- Так-то лучше, - единственный мутный глаз старой нечисти довольно щурится, не прекращая даже когда Лихо протягивает Якову свои длинные, в пять фаланг пальцы, приказывая:
- Смотри.
И действительно, Яков видит Николая, без разбора бегущего сквозь лес, спотыкающегося, падающего, постоянно оглядывающегося, словно за ним гонится вся Дикая Охота во главе с пресловутым всадником - было б это так, Яков уже давно был бы в курсе.
Никто за Николаем не гонится, но он слишком испуган, чтобы принимать какие-то решения, кроме того, куда бежать. Яков шагает к нему, на хрусткую листву, сухую и шумную, совсем не то что в низине у кладбища, испытующе глянув, на запнувшегося о корень дерева, и вовсе свалившегося в палую листву писаря. Николай смотрит в ответ - с недоверием и легким испугом, но не пытается отползти, когда Яков подходит ближе, и даже послушно ухватывается за его руку, когда Гуро протягивает ладонь для помощи.
- Ну что же вы творите-то, Коля? - вздыхает Яков, когда Гоголь поднимается на ноги, безуспешно пытаясь привести в порядок свою одежду. - Вы к Данишевским, что ли, ходили?
- Там… там… Яков Петрович, вот теперь я точно с ума схожу, - частит Николай, замолкнув только когда Яков дергает его к себе, обняв.
- Я вас, душа моя, выпорю, если вы еще раз такое отмочите. Розгами, вам понятно? - ласково предупреждает Гуро, успокаивающе поглаживая Николая по волосам.
- Угу, - устало всхлипывает Николай, уткнувшись лицом Якову в шею. - Это вообще единственное, что мне из происходящего понятно. Даже вы мне не очень понятны, Яков Петрович.
- Бесовская душа - потемки, - рассеянно откликается Яков, легко, чтобы не потревожить недавних страхов, прикасаясь к самым недавним, самым ярким воспоминаниям. Увиденное, пусть и мельком, ему не нравится.
- Прекратите меня путать, я вас умоляю, - шумно вздыхает Гоголь в шею. - Ну… я же понимаю, что не бывает… наверное не бывает… Это же просто в голове у меня что-то… Теперь только в желтый дом дорога…
- В голове у вас все в порядке, голубчик. Испуг только, да неразбериха.
- Я же видел, как вас Всадник убил, Яков Петрович…
- Нет, не видели, - резонно возражает бес. - Даже сам Всадник этого не видел, хоть и думает иначе, вам то уж куда, Николай Васильевич? Точнее думал, до сегодняшнего вечера. Перстень-то мой показывали кому?
- Лиза видела, - Николай хмурится, вспоминая. - И то, что было во дворе, и… - Николай молчит, пытаясь собрать воедино образ существа, мелькнувшего в окне второго этажа, который расплывается перед глазами, не дает собрать цельное описание.
- Хозяин дома? - подсказывает Яков, чуть отстранив Николая от себя, чтобы попытаться хоть как-то привести его в порядок.
- Да… Вы знаете, кто он? Мне не причудилось? - Гоголь покорно сносит то, как Яков, достав невесть откуда матово-черный гребень, наскоро причесывает его, застегивает камзол, поправляет шейный платок, в общем, всячески пытается Николаю придать приличный вид после этой его беготни по лесу.
- Не причудилось, душа моя, - уверившись, что больше ничего сделать невозможно, Яков кладет ладони на поникшие плечи писаря, легонько, мягко встряхивая его, чтобы в глаза посмотрел. Николай смотрит - глаза хрустальные, грустные, испуганные и такие бесконечно уставшие, что Гуро его ужасно жаль - все ведь только начинается, да и какое-то время придется Тёмному без сна обходиться. - Я вам позже объясню все, что пожелаете. И мне нужно будет просить вас об одном неприятном одолжении, Николай, но тоже позже. Сейчас вам успокоиться нужно и согреться, а то и до нервного срыва недалеко, вот уж чего не хотелось бы. Пойдемте, провожу вас, все равно нет больше толку мертвым прикидываться.
- Пойдемте, - соглашается Николай, делая несколько шагов вслед за Гуро и оборачиваясь на особняк.
- Не смотри, Коленька, - мягко просит Яков, глянув на писаря через плечо. - Не тревожь. Все что нужно, ты уже видел, осталось только мне показать, а я разберусь. И поедем в Петербург. Хочешь?
Николай согласно угукает, поравнявшись с Яковом, но косится как-то недоверчиво, то на макушку, то на руки, то в лицо глянет, словно пытается понять морок перед ним, али нет.
- Только я… показывать не умею, - напоминает Гоголь, наверняка даже не особо понимая, о чем бес ему говорил.
- Главное, что я смотреть умею, Николай, дальше - моя забота.