Между Явью и Навью (СИ)

Не то чтобы Яков много их молодых и неопытных видел - люди таких умельцев не любили, травили по всякому, особенно если Видящий с Темным миром связан, а не с Верхним, Светлым. Но знал наверняка - пригляд за Гоголем нужен. И очень удачно, что кому приглядеть уже было.

- Спит барин, - басит Яким, внимательно оглядывая Гуро из-под густых бровей. Яков ждет, дает человеку приглядеться, привыкнуть. Морока не нагоняет - таких людей, прагматиков до мозга костей, только беспокоить начинает, если им кто-то вдруг беспричинно нравится. Начинают искать подвох, а иногда и находят. Но как минимум какое-то уважение Яков без сомнений в слуге вызывает - а может и надежду, что холеный высокопоставленный господин вытащит бестолкового барина из болота, в котором тот, кажется, увяз.

- Притомился вчерась, - продолжает Яким, чуть кивнув в сторону двери и отходя в сторону, мол - коли хотите, господин хороший, можете попробовать будить.

Яков отлично знает, что вчера так “притомило” молодого писаря, поэтому крепкому запаху перегара не удивляется, хотя и морщится, про себя усмехнувшись. Рассматривает мальца с минуту - ничего примечательного, особенно сейчас, в преддверии тяжелого похмелья, о котором тело уже знает, а разум еще не догадывается. Даже жалко его в таком состоянии куда-то тащить, но Яков Петрович существо условно подневольное, да и тянуть с такими делами обычно не следует: чем больше у распустившейся нечисти времени, тем труднее потом разгребать завалы, им навороченные. Лишняя работа, особенно неприятная, она никому не в радость.

Гоголь, как слышит про поездку в Полтавскую губернию - а Гуро даже и не думал вслух ему предлагать с ним отправиться, еще чего - сразу в лице чуть меняется, а в голубых, прозрачных, словно родниковая вода, глазах мелькает подобие связной трезвой мысли, что в состоянии юного писаря, ничего себе достижение.

- Возьмите меня с собой? - предлагает-спрашивает Николай, заглядывая Якову в глаза, словно какая чудная зверушка из старой детской сказки. Так и ждется, что он сейчас продолжит: я тебе пригожусь.

“Пригодишься, пригодишься, да и не только в Полтаве”, - думает про себя Гуро, задумчиво щурясь и кидая один короткий, но выразительный взгляд на скопившиеся за вечер-ночь на полу бутылки. Гоголь заливается мучительным румянцем, и взгляд у него становится тоскливый-тоскливый.

Даже Якова пронимает, а уж он на своем веку тоскливых взглядов видел - не счесть.

- Пять минут у вас на сборы, - сообщает Гуро, разворачиваясь к двери, мечтая уже вдохнуть свежего чистого воздуха.

- Спасибо, Яков Петрович, - заполошно, тихо шепчет юнец, оглядываясь по сторонам, словно пытаясь сообразить, с чего начать сборы.

Яков бы на его месте позавтракал, так что в высшей степени бесчеловечно было давать писарю столь ничтожно малое время на сборы. Но по Николаю хорошо было видно - пить не умеет, похмеляться - тем более, а значит сколько-либо приличную еду в себя затолкнуть еще долго не сможет. Так чего время терять? И без того пришлось его ждать добрых минут двадцать - и Гоголь прекрасно это понимал, отчего вид имел, садясь в экипаж, несчастный, похмельный и виноватый.

На Якова напротив накатило благодушие - не от несчастного вида подопечного, конечно, и не от предстоящей долгой дороги, а от ситуации в целом - перспективное дело, какое-никакое, а разнообразие в виде сельской местности, Видящий под боком - дурной, молодой и неопытный. Есть от чего довольно щуриться, иногда с сочувствием поглядывая на спутника. Яков и рад бы помочь - и мог бы, но это Светлым можно со своим непрошенным добром в любые щели соваться, а порядочному бесу необходимо какое-никакое согласие. Николаю сейчас предлагать помощь - Гуро невольно представляет себе рекламный текст в соответствующем газетном разделе “лечу похмелье наложением рук, опыт работы - два тысячелетия” - только пугать бедолагу неожиданным вниманием, так что Яков держит при себе свои умения.

Николай при себе держит свой обед, что, судя по его позеленевшему виду, тоже вполне себе геройство.

Дорога, в общем, выдается скучная и на события бедная.

========== Часть 2 ==========

То ли дело публика в Диканьке - диво, а не люди. Они, вот такие, и в столице, конечно, встречаются, но не в той концентрации. Беспробудно темные, суеверные, от слова “эксгумация” приходящие в священный ужас. Сказать, что Яков от этих мест пришел в полнейший восторг, означает как минимум скромно промолчать.

А вообще - сами виноваты, сказано было в депеше - на льду покойницу хранить, так слушаться надо высокого начальства, а не своевольничать. Порядок должен быть, порядок.

Покойников тревожить Гуро и сам не очень-то любил, редко когда, но находились беспокойные души, с которыми из-за такой мелочи потом проблем не оберешься. Но тут не для пустого интереса, тут для дела, так что взбелениться деревенской девке не из-за чего. Ну а методы вскрытия у Якова самые классические - никакой чертовщины. Только врачебные инструменты и собственные навыки.