Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха

Посреди пустыни погонщик ведет под уздцы осла в красной попоне, украшенной еле заметными полумесяцами (рис. 88). Они движутся то ли в сторону постоялого двора, который изображен левее, то ли дальше – в Иерусалим. На спине осла сидит обезьяна. Эта деталь встречалась в иконографии Поклонения волхвов и до Босха. На алтарной панели, созданной в 1433–1435 гг. сиенским художником Сассеттой, перед тремя королями, которые изображены как святые с нимбами, тоже идет осел, груженный тюками. А сверху на цветистом ковре расположилась обезьяна (рис. 89). Это, видимо, был один из экзотических даров новорожденному богочеловеку[268].

Рис. 89. Сассетта. Шествие волхвов, 1433–1435 гг.

New York. The Metropolitan Museum of Art. № 43.98.1

Однако у Босха осел бредет вдали от волхвов, через песчаную пустыню, недалеко от языческого идола, увенчанного полумесяцем. Потому Лотта Бранд Филип следуя своей гипотезе о том, что на «Поклонении волхвов» Босха почти все традиционные образы вывернуты наизнанку, предположила, что здесь осел с обезьяной олицетворяют суетность, неразумие и грех[269]. По версии Джозефа Кёрнера, это, возможно, была пародия на бегство Святого семейства в Египет. Ведь на многочисленных изображениях этого сюжета Иосиф ведет осла, на котором сидит Дева Мария с младенцем, а на заднем плане – при появлении царя небесного – языческие идолы разваливаются на части. Здесь же, во враждебном пространстве, на осле сидит обезьяна, а идол не думает падать с высокой колонны[270].

Мир, в который явился Спаситель, у Босха пронизан насилием. На правой створке, над изображением заказчицы Агнес де Грамме со святой Агнессой, самка кабана ведет за собой поросят, женщина спасается бегством от волка, а другой волк пожирает путника, который, пытаясь спастись, втыкает хищнику в спину нож (рис. 90)[271]. А чуть выше на пригорке вокруг сломанного колеса, на котором выставляли тела казненных, валяются белые кости. По словам Филип, «это не мир до Искупления; это безбожный мир – каким он был и всегда будет, символ мира в его суетности – мира, в котором действует зло», и даже природа восстает против человека[272].

Рис. 90. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.

Рис. 91. Иероним Босх: крестьянские танцы. Сверху: Поклонение волхвов (Мадрид); снизу: Воз сена (Мадрид)

Как и на многих работах Босха, на заднем плане «Поклонения волхвов» изображено несколько «бытовых» сценок, к которым тоже важно присмотреться. На левой створке, за стенами двора, где Иосиф сушит на огне пеленки приемного сына, на небольшом расстоянии друг от друга, подбоченясь, стоят мужчина и женщина. Возможно, это муж и жена, которые ссорятся или в чем-то упрекают друг друга. Выше под звуки волынки пляшет пара крестьян. Похожие персонажи появляются у Босха на «Поклонении волхвов» из Метрополитен-музея, а также на внешней стороне триптиха, известного как «Воз сена». Там седой путник бредет по миру, охваченному грехом и раздором. На него злобно лает пес в ошейнике с металлическими шипами, а рядом на земле лежит скелет лошади, напоминающий о неизбежности смерти. На заднем плане слева разбойники разоружают и грабят другого прохожего, а справа пара крестьян танцует под волынку (рис. 91). Их увлекла «музыка плоти». Над головой пастуха-музыканта к дереву прибит деревянный киот с небольшим распятием – символом Бога, о котором они позабыли. Вдалеке на холме (прямо над головой путника) видна виселица, а недалеко от нее – колесо на шесте, на каком выставляли тела казненных. Преступление и воздаяние[273].

Хотя клирики-моралисты нередко порицали пляски как занятие суетное и неблагочестивое, на многих изображениях, созданных во времена Босха, мир приветствовал грядущего Спасителя именно танцем, радостным хороводом. На одной из миниатюр в роскошном часослове, заказанном в последней четверти XV в. графом Шарлем Ангулемским, ангел с небес возвещает пастухам о рождении мессии, а на первом плане крестьяне и крестьянки танцуют под звуки волынки вокруг дерева с раскидистой кроной. Позади пасутся овечки, вероятно, напоминавшие не только о пастушеской доле, но и о том, что Иоанн Креститель назвал Христа, которому предстояло принять смерть за грехи человечества, «агнцем Божьим» (Ин. 1:29)[274]. Аналогично в часослове, созданном в 1510–1520-х гг. группой фламандских мастеров, в центре листа двое пастухов поклоняются новорожденному мессии. Внизу изображен зеленый луг, на котором тоже пасутся овечки, а шестеро мужчин и женщина водят хоровод под звуки волынки (рис. 92)[275]. Мир ликует – мессия родился[276].