Вероятно, что он действительно противопоставил двух первых волхвов их третьему, чернокожему, спутнику. Тот не просто держится в стороне от товарищей, а композиционно отделен от них фигурой Антихриста[326]. На одеяниях или подарках всех трех волхвов изображены ветхозаветные сцены, в которых христианские богословы видели указания на Рождество, Богоявление или Распятие. Однако в облике последнего, самого младшего, короля есть слишком много пересечений с Антихристом, который стоит перед ним. У обоих на одежде нарисованы тернии или сухие ветви[327]. Оба носят идентичные жемчужные серьги: только у волхва украшение вставлено в ухо, а у мрачного персонажа, стоящего в дверях хижины, – в ногу.
Осмелюсь предположить, что Босх не просто изобразил трех (бывших) язычников, склонившихся перед христианским Богом, а показал своего рода континуум обращения. Третий, чернокожий, маг, как у других художников XV в., у Босха напоминал об универсальности христианского послания. И в то же время в статной фигуре этого волхва еще много языческого и чуждого христианству. Босх был не первым художником, поместившим его на самом большом расстоянии от Девы Марии и ее божественного младенца. И до него в облике третьего короля появлялись детали, напоминавшие об иноверии. Однако у Босха дистанция, умноженная на перекличку с Антихристом, вероятно, говорит о большем. Чернокожий волхв дальше всех от Христа не только в буквальном, но и в духовном плане.
В средневековой иконографии встречаются примеры такой визуальной регрессии. Один из них мы найдем в австрийском Часослове, который был создан около 1470 г. для Иоганна Зибенхиртера – великого магистра рыцарского Ордена св. Георгия. Там трое священников причащают троих мирян, стоящих перед ними на коленях. У первого священника в руках гостия, на которой виден младенец Христос; у второго – просто ломоть хлеба; а у третьего (с темным, словно у мавра, лицом) – жаба. Эта сцена демонстрирует праведное и неправедное причащение. Добрый католик, который верит в пресуществление, вкушает тело Христово. Для второго человека (он сомневается в таинстве евхаристии или верует, но нетвердо?) хлеб остается хлебом. А третий – это, скорее всего, еретик, отверженная душа. Для него гостия обращается в демона в облике жабы или в жабу как воплощение всего нечистого. У первых двух причащающихся кожа светлая, как у священников и епископа. У третьего, грешника, лицо темное. И этот цвет указывает на его связь с силами тьмы[328].
Здесь дидактика проста и прозрачна. Образ, созданный Босхом, конечно, намного сложнее. Чернокожий король, стоящий дальше всех от Христа, молод, красив и статен. Художник явно им любуется и ждет того же от зрителя. Несмотря на странные детали одежды и украшений, сближающие его с Антихристом, его облик скорее не зловещ, а экзотичен. Босх, если бы захотел, мог изобразить его отталкивающе уродливым – в карикатуре на врагов Христа он знал толк; мог снабдить его символами (как скорпион или жаба), которые в ту эпоху однозначно считывались как нечистые и дьявольские; мог одеть на восточный манер и тем самым напомнить о его связи с миром иноверия. Однако он этого не сделал. Видимо, потому что демонизация третьего короля не входила в его планы. Фантастический костюм чернокожего волхва ясно говорил о том, что он выходец из экзотических земель, из неведомого далека, но все же не выносил ему однозначной оценки (рис. 112).
Слово «экзотика» тут очень важно. На рубеже XV–XVI вв. португальцы и испанцы, стремясь добраться до Индии, обогнули Африку и движимые той же мечтой случайно открыли новый континент – Америку. Всего за несколько десятилетий географические горизонты Старого Света радикально расширились. Открытия вели к колонизации, а колонизация – к новым открытиям, а они – к изменениям в картине мира. Завоевания были сопряжены с проповедью. Бескрайний мир иноверия, который открылся перед европейцами, предстояло крестить. Обращение было одновременно религиозным императивом и одним из инструментов господства. Инаковость африканцев и индейцев не только отталкивала, но и манила. Люди Запада много веков грезили о богатствах Востока и скупали предметы роскоши, которые создавали в Леванте, Персии, Индии, Китае. Теперь в средиземноморские порты, а оттуда по всей Европе стали привозить диковины (предметы, зверей, а порой и людей) из глубин Африки и из Нового Света.
Рис. 112. Экзотический третий волхв и его слуга, написанные неизвестным современником Босха. На сосуде со смирной, который они вместе держат в руках, в золоте вычеканено лицо такого же мавра в тюрбане (портрет самого волхва?).
Поклонение волхвов. Нидерланды, 1480–1490-е гг.