Между львом и лилией

– Ну… эта… мы с Миллардом поспешили сюда после всех этих событий, чтобы рассказать обо всем генералу. Когда стало темно, Миллард споткнулся и повредил ногу, а я все-таки дошел.

– Каких таких событий? – спросил с раздражением я.

– Э-э-э… началось все с того, что Скрэнтон обнаружил группу индейцев и решил захватить одного из них. Там был один белый, поэтому троих других он приказал пустить в расход.

– Зачем?

– У него был дополнительный заказ на очистку этих мест от сасквеханноков. А белый смог бы ему рассказать о деревне, количестве индейцев, их вооружении, ну, вы знаете.

– Понятно. Значит, индейцы враждебными не были.

– В начале и правда не были. Но после того как мы убили двоих, и ранили белого, Скрэнтон приказал нам догнать четвертого. Его мы ранили, но не убили. Нас Скрэнтон отправил левее основной группы, а Филлмора и Бичера – правее. Больше мы их не видели, точнее… не видели живыми. Позднее, мы обнаружили трупы всей группы.

– Ясно. А выстрелы были?

– В том-то и дело, что не было. Как именно наши люди были убиты, и сколько там было трупов, точно не знаю, мы не рискнули подойти поближе – но там были либо все, либо почти все из основной группы. Мы сразу же направились в базовый лагерь, чтобы предупредить наших ребят, и по дороге увидели трупы Филлмора и Бичера. И еще – чуть позже, в кустах, мы случайно увидели шляпу, которую носил Джонатан Оделл. А в базовом лагере не было вообще никого.

– То есть вы считаете, что индейцы…

– Перебили большую часть отряда, и захватили Оделла, и, вероятно, Гранта – его труп ни с кем не спутаешь, Ахиллес ростом не менее шести футов, а ни одного мертвого гиганта мы не увидели.

– И в таких случаях, индейцы обычно не церемонятся с пленниками, – сказал я больше для Брэддока, чем для Квинси.

– Именно так, майор, – ну хоть этот назвал меня соответственно. – И, увы, даже если наших людей захватили живьем, их, вероятнее всего, уже замучили до смерти.

Мне вспомнилось, как мой бывший союзник, вождь племени минго Таначарисон, убил французского посланника, Жюмонвилля – он снес ему полголовы томагавков и вымыл себе руки его мозгами; и, скорее всего, индеец ограничился этим только потому, что это случилось в присутствии наших солдат. Конечно, это произошло после того, как мои люди ему напели, что Жюмонвилль прибыл для того, чтобы убить Таначарисона, тогда как на самом деле француз был к нам направлен с небольшим отрядом, чтобы передать нам послание их генерала. Так что, как ни крути, Квинси был абсолютно прав, о чем я и сказал Брэддоку. Тот прокашлялся и сказал:

– Благодарю вас, мистер Квинси. Завтра вы отправитесь с мистером Вашингтоном. Индейскую деревню за убийство наших людей, и особенно мистера Оделла, необходимо будет уничтожить со всем населением. Если кто-нибудь из наших пленников выжил, освободите их – но даже в этом случае с индейцами нужно будет поступить по всей строгости. Господин Вашингтон, берите столько людей, сколько сочтете нужным.

* * *

13 июня 1755 года. Долина реки Сасквеханны.

Джонатан Оделл, разочаровавшийся.

Вчера вечером, когда я закончил смазывать ожоги Вильсона мазью, которую дал мне один из «пятнистых» – видимо, их доктор – я сказал Томми:

– Ну вот, кажется и все, с Господней помощью. Ты знаешь, мне пора обратно к своим. Я – офицер армии Его Величества, и мое место в отряде, к которому я приписан.

– Ну что ж, завтра с восходом солнца и отправимся в путь.

– Все-таки эти индейцы – звери, – сказал я с грустью. Обидно, знаете ли, когда собственные иллюзии в одночасье развеиваются. – Недалеко они ушли от животных…

– А вот тут ты не прав, – к моему удивлению, ответил Вильсон. – Сасквеханноки никогда не отличались излишней кровожадностью, и никогда, насколько я слышал, не воевали с другими племенами, когда те на них не нападали.

– Так почему же они тогда так жестоко обошлись с пленными? – удивился я.

– Видишь ли… Еще два года назад, тут повсюду находились их деревни – и по Сасквеханне, и по Джуниате, и по другим рекам. Их было пять племенных союзов. Именно они так радушно приняли первых колонистов, в том числе и моих предков, прибывших в Джеймстаун в 1609 году. Именно из их числа происходит знаменитая Покахонтас, чьими потомками считает себя почти вся старая виргинская аристократия. Включая, кстати, и меня – по маминой линии. Хотя, скажу я тебе, это не похоже на правду – у Покахонтас было всего двое детей. Ведь она довольно быстро умерла, переехав в Англию, климат Британских островов оказался для нее не слишком полезным.