Между львом и лилией

Сейчас Стас скучал и мучился, ввиду отсутствия алкоголя и вынужденного бездействия, вызванного необходимостью подлечить раненых, заново организоваться, и определиться с вождями и политикой краснокожих. Немного скрашивали вынужденную лень пара пикантных событий, которые произошли в первые один-два дня после прошедшей битвы.

Вероятно, самое неожиданное – это будущий президент США, лежащий у них на больничной койке (точнее, на топчане, покрытом звериными шкурами). Его шансы когда-либо стать президентом в одночасье стали, скажем так, весьма призрачными. Планы Хаса и Руссо в отношение несостоявшегося символа того, что в нашей истории назвали американской демократией, Стасу были известны, и он с ними был целиком и полностью согласен.

Второе же относилось к личной жизни Хаса. Сопровождая труп погибшего вождя «волков» Кагорегаго, Хас столкнулся с его дочь, встречавшую тело отца на пороге полусгоревшего большого дома клана. Высокая для индианки, выше Хаса почти на две головы, с длинными волосами цвета воронова крыла и бронзовой кожей, она сразу зацепила командира. Стас это сразу заметил, да и не только он.

Третье событие тоже было связано с Хасом. Как-то утром один из индейцев увидел его, голого по пояс, обмывавшегося после утренней тренировки у ручья. На Хасе было несколько татуировок, но внимание индейца привлекла одна из них – на левой лопатке, напротив сердца, было набито изображение волка, разрывавшего передними лапами кожу Хаса, словно стремясь из него выскочить. Сам Хас, никогда не делавший ни одной тату просто так, объяснял этого волка наличием альтер-эго, которому он, действительно, время от времени – обычно в бою – давал вырваться наружу.

Реакция индейца на эту татуировку была примерно такая же, как у бомжа, узнавшего, что он внезапно выиграл миллион. Он изумленно забормотал по своему, стал тыкать пальцем в татуировку, а затем помчался к большим домам, выкрикивая что-то на ходу.

Самум обернулся и посмотрел на Стаса, вопросительно подняв бровь. Апач неопределенно пожал плечами и жестом показал на волка, скалившегося на спине Хаса. В ответ командир тоже пожал плечами и продолжил утренний туалет.

А сегодня днем Хаса вместе с Кузьмой позвали на какое-то экстренное совещание совета вождей, причем как минимум одна из причин этого сборища, такое у Стаса сложилось впечатление, заключалась именно в татуировке Хаса. И сейчас Апач сидел на скатанном коримате и ждал окончания этого неожиданного «сейшена».

* * *

13 июня 1755 года. Деревня Аткваначуке.

Кузьма Новиков, он же Ононтио, переводчик.

Мы собрались в доме Совета – небольшой хижине в центре деревни. Мы – это Сарангараро, верховный вождь племени; Ванахедана, второй вождь от Черепах; Дахадагеса, один из немногих выживших Волков; Хасим Хасханов, русский капитан; и аз, недостойный грешник, приглашенный толмачом. От Лис не было никого – все их мужчины погибли в бою, и в клане остались лишь женщины и малые дети. Но клан их возродится, если хоть одну из их женщин кто-нибудь возьмет замуж. Тогда он сразу же станет Лисой.

Сначала Сарангараро молча раскурил трубку и передал ее по кругу. И только когда и я сделал несколько затяжек, от которых закашлялся – и на Руси я не курил, и, сколько лет живу здесь, все равно никак не могу привыкнуть к этому адскому зелью – и трубка вернулась к Сарангараро, тот затушил ее, чуть помолчал, и сказал:

– Братья, сегодня мы победили бледнолицых. Точнее, победили наши новые русские друзья, за что мы благодарим их.

И он, сложив руки лодочкой на груди, чуть поклонился Хасиму. То же самое сделали и остальные сасквеханноки.

Когда я перевел все капитану, тот, не задумываясь, ответил:

– Кузьма, скажи ему, что нас приняло племя Конестога, как родных, и это было самым малым, что мы могли сделать.

Когда я закончил перевод, капитан повторил жест Сарангараро, но затем поднял руку и продолжил:

– Но у нас не так уж много времени. Английский генерал Брэддок вот-вот придет сюда, у него будет намного больше солдат, и они будут намного лучше обучены и оснащены. А воинов из Аткваначуке осталось двадцать три человека, и многие из них ранены, в том числе и Сарангараро.

Вождь, услышав перевод, какое-то время сидел молча, потом сказал:

– Ононтио, спроси у чужестранца, означает ли его татуировка, что и он принадлежит к клану волков?

Хасим сразу ответил:

– Да. именно это она означает.

– Мы не можем сделать его вождем во время мира, для этого нужно родиться конестога[64]. Но спроси у него, Ононтио, готов ли он стать военным вождем племени до тех пор, пока снова не воцарится мир.

На лице Хасима промелькнуло удивление, но он вновь сложил руки лодочкой и сказал:

– Да, я согласен. Но с условием, что ты, Кузьма, и далее будешь моим переводчиком – я пока еще не знаю языка конестога, а мало кто из воинов говорит по-английски, а уж тем более по-русски.

– Что именно нам нужно будет делать? – спросил Ванахедана.