Читаем Между меридианами или "Мы не братья! Мы - любовники..." (СИ) полностью

Вижу, что позади нас появляется машина Тома. Я отвлекаюсь на неё и не замечаю, что Мэтт снова хочет протаранить мою машину, но её всё равно задевают. В последнюю секунду я замечаю, что мне нужно свернуть с главной улицы в проулок, и резко нажимаю на тормоз, но машина меня не слушается. Меня заносит из-за гололёда, который я не учёл, авто разворачивается и скользит боком – я вижу, что Мэтт едет прямо на меня, похоже, тоже не успев среагировать. Я пытаюсь уйти от столкновения, но у меня не получается. Мэтт задевает мой бампер, отчего машину заносит ещё сильнее, и она начинает вращаться.



Я чувствую удар о столб – авто переворачивается и какую-то секунду летит вниз крышей. Эта секунда тянется целую вечность. Моя малышка падает на крышу, снова переворачивается, скользит по замёрзшему асфальту, а потом со всей силы врезается в столб. Она подлетает и повторно ударяется крышей о фонарный столб, после чего с грохотом падает обратно.



В это мгновение я теряю сознание и выбываю из гонки.



Немного позже.


Нюша – Танцы на стеклах






POV Tom




- Готовьте реанимацию! – голос врача доносится до меня, словно из-под воды. – Тяжёлая травма головы, возможно, сломаны рёбра и руки. Быстрее!



Я бегу рядом с носилками, на которых лежит Билл. Он без сознания – кислородная маска закрывает лицо, которое испачкано в крови. Большой синяк расплывается в углу левого глаза, нос, возможно сломан. Мне почему-то кажется, что он уже мёртв, но решительный голос доктора успокаивает меня.



Мы добираемся до реанимации – стеклянные двери распахиваются, и меня задерживают за плечи. Мне остаётся только стоять и смотреть, как они увозят моего брата в неизвестное мне место. Я прекрасно знаю, что меня туда не пустят, ведь там операционная, но мысль, что Каулитц может умереть вдали от меня, просто сводит с ума.



Я дёргаю плечом, чтобы сбросить чью-то руку, но моя попытка ворваться за двери снова проваливается.



- Том, успокойся, - голос Джона раздражает. Хочется развернуться и врезать ему, но я этого не делаю.



Я прикрываю глаза и вздыхаю, пытаясь прогнать картинку того, как машина Билла буквально пролетела по улице, отскакивая от всех твёрдых поверхностей, словно мячик в детской игре для пинбола. Это было просто ужасно. Если Билл не выживет, я точно убью того ублюдка, который его попытался вывести из игры. Я найду его и задушу собственными руками. И плевать, что со мной будет.



Я протираю лицо руками и сажусь на стул для ожидания, краем глаза наблюдая за тем, как Джон присаживается рядом. Я почему-то именно сейчас чувствую к нему невероятное раздражение. Хотя, наверное, у меня сейчас ко всем так. Если меня кто-то потревожит, я сорвусь. Так что мне надо успокоиться. Но, чёрт возьми, как здесь успокоишься?! Он умирает! Умирает за этой грёбанной стенкой на железном столе под острым ледяным скальпелем хирурга. Не хочу даже думать о том, что будет, если Билл умрёт. Просто не хочу.



- Я позвонил Тиму и Катрин, - говорит Джон, и я с трудом сдерживаю агрессию. Видеть Веллера сейчас хочется меньше всего.



Что бы сказал Билл в этой ситуации на счёт моего состояния? Чёртов психолог. Агрессия, как вид защитной реакции от стресса? Наверное, так оно и есть.



- Ясно, - выдавливаю я, облокачиваясь головой о стену и прикрывая глаза.



Больше мы ни о чём не говорим, просто продолжая молча сидеть в пустом холодном коридоре больницы и ждать, когда к нам выйдет врач и скажет наш приговор. Приговор Билла. Время идёт, а я продолжаю сидеть на одном месте, практически не шевелясь и чувствуя невероятное напряжение внутри себя, словно каждый мускул моего тела сейчас активно пытается защитить меня.



Через какое-то время приходит Тим с Катрин, но я продолжаю не обращать на них внимания, выпадая из реальности. Всё, о чём я могу думать, - это мой брат. Мой чёртов адреналиновый маньяк.



Пустота охватывает меня, засасывая в какую-то темноту, и я даже уже не слышу, как Тим пытается успокоить всех. Как он садится рядом и кладёт голову мне на плечо, как пытается хоть как-то подбодрить нас.



Бесполезно. Бесполезно вообще пытаться, ведь нам ничего не остаётся, кроме как ждать.



Двери операционной открываются и мы все одновременно поворачиваем головы в сторону мужчины в белом халате, заляпанном в крови. Мне на мгновение становится страшно, но потом я вижу, что доктор улыбается, и камень у меня в груди падает, разбиваясь на сотни кусков.



- Ну, доктор, что с ним? – Катрин подскакивает на ноги и подлетает к нему.



Мужчина поднимает руку, вытирая со лба пот тыльной стороной ладони, а потом говорит:



- Он жив. Операция прошла успешно. Пока состояние стабильно, вы можете не волноваться, - он прячет руки в карманах. – У него сотрясение, сломана правая рука и два ребра. Остальное будет ясно, когда он придёт в себя. Так что вы можете пойти домой и отдохнуть.



Я вздыхаю и прикрываю глаза. Билл жив. И это самое главное. Надеюсь, что с ним всё будет в порядке.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Руны
Руны

Руны, таинственные символы и загадочные обряды — их изучение входило в задачи окутанной тайнами организации «Наследие предков» (Аненербе). Новая книга историка Андрея Васильченко построена на документах и источниках, недоступных большинству из отечественных читателей. Автор приподнимает завесу тайны над проектами, которые велись в недрах «Наследия предков». В книге приведены уникальные документы, доклады и работы, подготовленные ведущими сотрудниками «Аненербе». Впервые читатели могут познакомиться с разработками в области ритуальной семиотики, которые были сделаны специалистами одной из самых загадочных организаций в истории человечества.

Андрей Вячеславович Васильченко , Бьянка Луна , Дон Нигро , Эдна Уолтерс , Эльза Вернер

Драматургия / История / Эзотерика / Зарубежная драматургия / Образование и наука
Божий мир
Божий мир

В книгу «Божий мир» сибирского писателя Александра Донских вошли повести и рассказы, отражающие перепутья XX века – века сумбурного, яростного, порой страшного, о котором вроде бы так много и нередко красочно, высокохудожественно уже произнесено, но, оказывается, ещё и ещё хочется и нужно говорить. Потому что век тот прошёлся железом войн, ненависти, всевозможных реформ и перестроек по судьбам миллионов людей, и судьба каждого из них – отдельная и уникальная история, схожая и не схожая с миллионами других. В сложнейшие коллизии советской и российской действительности автор не только заглядывает, как в глубокий колодец или пропасть, но пытается понять, куда движется Россия и что ждёт её впереди.В повести «Божий мир» – судьба в полвека простой русской женщины, её родителей, детей и мужа. Пожилая героиня-рассказчица говорит своей молодой слушательнице о вынесенном уроке жизни: «Как бы нас ни мучили и ни казнили, а людей хороших всё одно не убывает на русской земле. Верь, Катенька, в людей, как бы тяжко тебе ни было…»Повесть «Солнце всегда взойдёт» – о детстве, о взрослении, о семье. Повесть «Над вечным покоем» – о становлении личности. Многокрасочная череда событий, происшествий, в которые вольно или невольно втянут герой. Он, отрок, юноша, хочет быть взрослым, самостоятельным, хочет жить по своим правилам. Но жизнь зачастую коварна и немилосердна.

Александр Сергеевич Донских , Гасан Санчинский

Драматургия / Современная русская и зарубежная проза