Между Мирами

— Ну да, — улыбаюсь я. — Я верю в Прекрасногрудую Бранвен. Все мы находимся на груди у Бранвен! [199] Иногда я вызываю к ней, и это помогает.

— Да ну тебя, — Джулия сплёвывает и резко поднимается. — Я не про этих мелких божков, которых сотворила чья-то фантазия. Мы видим их каждый день. Я про другое… к чёрту, кажется, ты не понимаешь.

Я ловлю её за руку. Усаживаю обратно.

— Погоди, Джули, — тихо говорю я. — Конечно, я верю. Каждый из нас верит во что-то такое, ты так не считаешь? Даже самый закоренелый пессимист, самый прожженный циник. Что-то просто обязано быть — иначе, ради чего вся эта жизнь? Ради чего наши победы и поражения, когда мы сами — лишь пыль на ветру? Пойдут века, и о нас даже не вспомнят. Зачем мне мир без справедливости, в котором умирают невинные дети? Я не хотел бы в нём жить.

Я молчу. Затем начинаю опять.

— Вера…. Каждый из нас во что-то верит. Кто-то в брата, жену, родителей, светлое будущее, в то, что завтра победят "Буффало Биллс". В бога. В мечту. В себя. Не так уж важно, во что мы верим. Но без веры выжить нельзя. Вера — словно глоток воды в пустыне. Она нужна нам не менее, чем рациональное мышление. Вера — часть нас.

И ещё я сказал:

— Не знаю, существует ли рай и ад, мусульманский Джаннат и Джаханнам [200], семь небес майянской мифологии или Семь Кругов Дантова Ада. Или же мы — лишь икринки в цепи перерождений, как верят буддисты и индуисты. Истины нам не узнать никогда, и мне кажется, это неважно. Но я верю, верю, что существует что-то — что-то, кроме нашего обыденного мира — что-то, ради чего мы живём.

Я сжал её руку.

— Я не стремлюсь попасть в рай. Не стремлюсь избежать грехов. И Буддой я не хочу стать. Но я верю, что существует некая сила, которая предопределяет и помогает нам найти смысл жизни. Индуисты называют её Шивой, и Шива есть Любовь [201]. Христиане говорят о жертве своего Бога, и имя Христа — Любовь.

И ещё я сказал:

— Я далеко не безгрешен, но я думаю — для ЭТОЙ силы наши грехи не имеют никакого значения. Они имеют значение только для нас. Кто этот Бог? Шива, Кришна, Ра, Амон, Кецалькоатль, Саваоф? Я не знаю. Я знаю одно — этот Бог благ. Его дыхание растворено во всём.

Знаешь, когда-то давно я читал древнеегипетские тексты — кажется, "Книгу Мёртвых", которая в действительности именуется Книгой Восходящих Днём. И там были такие строки:

"Бог есть сокрытое существо, и ни один человек не знает Его образ. Имя его останется сокровенным; имя Его — тайна для детей Его. Имена Его бесчисленны, и никто не знает число их. Бог есть истина; он живёт истиной, он опирается на истину, Он создал истину и Он вершит её во всём мире. Бог есть жизнь, и лишь через него человек живёт" [202].

Я процитировал эти строки по памяти, с закрытыми глазами. Рука Джули в моей руке дрогнула.

— Ну ты даёшь, Алекс, — хрипло сказала она. — Из тебя бы получился неплохой проповедник.

— Может быть, — улыбнулся я. — Я всего лишь хотел сказать, Джули, что я в кое-что верю. Я верю в Любовь и я верю в Чудо. А всё прочее — лишь пустой свод никому не нужных истин. И я бы хотел, чтобы ты верила в них тоже. Ведь когда ещё в них верить, как не в канун Рождества?

И мы сидели и смотрели, как падает снег.

* * *

Врата закрывались. Створки медленно смыкались, отрезая Станцию от Внешнего Мира. Страшно даже подумать, какое расстояние отделяет нас от Земли — планеты, на которой я когда-то родился. Но сейчас моё место — здесь.

В Центральном Зале есть окна — громадные, панорамные — и через них можно оценить величие ледяной пустыни Хирона. На миг мне стало одиноко — чудовищно, пугающе одиноко. Ведь, все кого я знал в моей прежней жизни, остались там. И всё-таки, невзирая на то, что мы — на небольшом валуне в холодной темноте космоса, я ощутил тепло.

Здесь мой дом. Потому что здесь — мои друзья.

И мне показалось, что это поняли все: и Джулия, бросившая свою Баварию кибертехнологичного будущего; и Клавдиус, выдернутый из тихих лесов Беотии; и даже Самаэлла, попавшая на Станцию из неведомо откуда и неведомо когда. Сама она не рассказывала об этом, а я и не просил.

И вот тогда на Станции началось веселье. Высокий, статный циклоп ударил в гонг. Факиры в фиолетовых чалмах выдули снопы огня. Изумрудные, алые, синие снопы пламени расцветили воздух. Пышногрудые девушки в коротких передничках разносили пиво. Сатиры отплясывали чечётку.

Скелеты в углу грянули туш.

— Йохохо!

— Все пьют и веселятся! — кричали сатиры.

— Йохохо!

Праздник начался.

Петарды взрывались где-то в вышине.

в старомодном сюртуке грохнул в металлические тарелки.

Самый высокий скелет, с роскошным кудрявым афро, подбросил к потолку палочки, поймал их — и изо всех сил ударил в барабаны.

И вампиры, призраки и зомби грянули в ответ: