Между миром и войной

— Зачем, Алексей Николаевич, пытать? Пытка — это варварство. У Особой Его Императорского Величества тайной стражи есть специальные медицинские препараты для допросов. Что-то вроде морфина. Допрашиваемому проводят инъекцию — в плечо, например, — и все вокруг становятся его наилучшими друзьями, которым он и рассказывает всё без утайки. Как можно отказать в объяснениях своим наилучшим друзьям или начальнику? Затем, чтобы окончательно убедиться в его вине, испытуемому навесят на висок специальный прибор. Его размер с медную копейку, Алексей Николаевич! — пояснил Иванов. — Сей прибор спроецирует на специальный экран все эпизоды жизни штабс-капитана, и мы своими глазами увидим, кто вовлёк офицера в заговор, какими доводами его принудили нарушить присягу Государю и какие ещё преступления совершил арестант.

— Как это… мерзко! — передёрнул плечами цесаревич. — Всё равно, что напрямую залезть в душу!

— Вы всерьёз, Алексей Николаевич? То есть предательство Отечества, измена государю — это не мерзко, это просто так, шалость? Сколько из-за этого заговора погибнет людей, простых людей, которые ни в чём не виноваты — это тоже пустяк?

Иванов махнул рукой на огромный монитор, показывающий улицы Санкт-Петербурга. Обезумевшая толпа громила магазин, а на снегу под фонарями валялись тела убитых. Серые выцветшие стены домов, грязный снег на мостовой с пятнами крови, трупы. Камера сместилась, и стало видно, как солдаты Егерского полка возводят баррикаду, перегораживая Рузовскую улицу. Не все части столичного гарнизона перешли на сторону заговорщиков!

Алексей отчаянно замотал головой.

— Или лучше отправить этого штабс-капитана на дыбу, как это делал Пётр Алексеевич? Алексей опустил голову.

Царевны жадно прислушивались к разговору, а царь с царицею не вмешивались в беседу. Фредерикс, как и Боткин, пребывали в шоковом оцепенении, будучи не в силах умом охватить происходящее.

— Врач, чтобы поставить диагноз, должен обнажить тело пациента, — Иванов требовательно посмотрел на Боткина, и тот машинально кивнул, — иначе он не сможет излечить болезнь.

— Я знаю, — отозвался Алексей.

Уж про врачебные осмотры цесаревич знает всё!

— Священник, принимая исповедь, заглядывает прямо в человеческую душу, а та должна быть обнажена, если вправду ищет спасения и утешения.

— Это так, — совсем тихо откликнулся Алексей, — но ведь существует тайна исповеди.

— Так ведь и тайная стража не собирается громогласно раскрывать секреты подследственных! Но, Алексей Николаевич, исповедь — дело добровольное. А как быть с закоренелыми богоненавистниками, убийцами, с теми, чью душу обуяли демоны? Тут исповедью не обойтись — требуется помощь экзорциста, а демоны будут отчаянно сопротивляться его усилиям. Но нечисть нужно изгнать, иначе демоны причинят много боли и бед другим людям.

Царевич широко открыл глаза, неотрывно глядя на капитана. Аналогии между врачами, священниками и жандармами ему оказались внове.

— Наш прибор заглядывает прямо в человеческую память, и та открывается вся целиком, без умолчаний и утаивания. Все поступки испытуемого предстанут перед следователем как на ладони. Без всяких пыток и телесных мучений будет установлена вина каждого. Прибор невозможно обмануть, Алексей Николаевич.

— Извините, Сергей Иванович, — цесаревич прижал руку к сердцу и, встав со стула, коротко поклонился. — Я был неправ. Спасибо за разъяснение. Скажите, а насколько болезненна эта процедура? Могу ли я её пройти?

— Алёша! — строгий голос матери заставил царевича поёжиться, но он упорно продолжал смотреть в глаза капитана, ожидая искреннего ответа.

Иванов краем глаза уловил, как царь отрицательно покачал головой.

— Процедура просмотра памяти несложна, хотя немного болезненна. Во флоте Офира каждый офицер проходит её регулярно, вместе с медосмотром, но детям и подросткам участвовать в ней не рекомендуется. Нечего там у детей смотреть! Извините, Алексей Николаевич.

— Ничего, я понимаю. Но зачем же тогда арестованным делать уколы этого, как его?.. Лекарства правды, Сергей Иванович?

Да уж, именно лекарства. Отлично сказано! Если человек болен ложью и предательством, его надо лечить.

— Человеческая память непредставимо огромна, Алексей Николаевич. Вряд ли следователям будет интересно, как арестованный в детстве ловил пескарей в речке. Чтобы начать её просмотр с нужного… хм, места, необходимо сначала определить главные эпизоды дела. Эту проблему как раз и помогают решить инъекции специального препарата, после которого следователь легко откроет требуемую страницу в памяти арестованного.

6

Сутки спустя, Санкт-Петербург.

Царский эршип, зависший над крейсером "Баян", наглядно демонстрировал всем, что заговор провалился. Аничков дворец устоял, как и казармы лейб-гвардии Егерского полка на Рузовской улицы, хотя мятежники несколько раз пытались их штурмовать.

С Аничковым дворцом всё просто — спокойствие вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны охранял взвод Особой Е.И.В. тайной стражи. Их поддерживали два глайдера и три ланшипа, так что у всего гарнизона Санкт-Петербурга вряд ли хватило бы сил на успешный штурм.