Проливной дождь грязными потоками заливал окопы и блиндажи, свинцовыми лужами расплескивался по воронкам, и конца ему не было видно. Разведывательно-диверсионная группа Алика Айбы делала все возможное и невозможное, чтобы выполнить приказ Владислава Ардзинбы. Третью ночь подряд она мокла на минном поле, но в душе разведчики благодарили природу за ее щедрый подарок. Перед ней оказались бессильны осветительные ракеты и натовская оптика, она стала «слепа» и «глуха». Грузинские часовые тоже не горели желанием высовывать нос из укрытий и надеялись на минные поля и сигнализацию.
К рассвету разведчики проделали первый проход в минном поле и заканчивали работу над вторым. Итальянские, советские и турецкие мины с коварными секретами оказались не самым тяжким испытанием. За время войны они успели повидать всякого, но то, с чем столкнулись на склонах Цугуровки, потрясло даже, казалось, не имеющего нервов Дизеля. Это было самое чудовищное поле смерти, на котором когда-либо ему, Алику и Кавказу приходилось бывать.
В сотне метров от своих окопов они натолкнулись на первые жертвы предыдущих атак и разведрейдов ополченцев. От тошнотворного запаха мутило сознание, а руки деревенели, когда под ними оказывалась чья-то голова, рука или нога. И чем меньше метров оставалось до вражеских позиций, тем все чаще пальцы вязли в разложившейся человеческой плоти и натыкались на осколки костей. Они — неизвестные ополченцы — и после своей гибели продолжали помогать им, указывая путь в этом лабиринте смерти Саша-Дизель извлек взрыватель из последней мины и без сил откинулся на спину. Он не чувствовал ни пота, затекавшего в глаза, ни дождя, хлеставшего по лицу. Ему и разведчикам удалось сделать невозможное — без потерь пробиться через минное поле! Впереди угадывался бруствер вражеского окопа. Над ним изредка вспыхивали тусклыми светлячками огоньки сигарет. Справа под нависшей скалой глазастый Окан углядел часового и, толкнув под руку Кавказа, предупредил:
— Кукушка! Под скалой.
Тот присмотрелся и обратился к Дизелю:
— Как — достаешь?
— Да! — обронил Александр и перевел взгляд на Алика — только ему одному было известно время начала наступления.
Тот посмотрел на часы и ответил:
— Осталось немного. Ищем остальных часовых!
Снова потянулись минуты томительного ожидания. Дождь продолжал лить как из ведра. Сквозь его шум прорывались приглушенные голоса. Чужая, ненавистная речь только еще больше распаляла разведчиков. Они бросали нетерпеливые взгляды то на часы, то на командира.
— Пора. Твое слово, Дизель! — тихо произнес Алик.
Александр развернул плащ-палатку, достал арбалет и вскинул к плечу. Свист стрелы потонул в шуме дождя, часовой надломился и рухнул на землю. Другой ничего не успел понять — второй выстрел Дизеля тоже нашел свою цель.
Дальше, действуя ножами, разведчики бесшумно сняли передовое охранение и ринулись к дзоту. Путь к вершине был расчищен, и Алик по рации дал сигнал к атаке штурмовым ротам. Первыми поднялись бойцы Лесика Цугбы, за ними в прорыв устремились остальные.
Ночная атака ошеломила гвардейцев, на рассвете части абхазской армии овладели высотой и ворвались в село Цугуровка. Задача, которую Председатель ставил перед разведчиками, была выполнена, и Алик Айба с захваченного командного пункта по рации доложил об этом.
В тот день Владиславу Ардзинбе и Сергею Дбару приходилось часто принимать такие доклады. Несмотря на упорное сопротивление грузинских войск, наступление абхазской армии продолжало успешно развиваться. К исходу дня 9 июля был взят стратегически важный пункт — село Шрома.
Его потеря взорвала Шеварднадзе, и он обрушился на командиров. Тем ничего другого не оставалось, как покинуть кабинеты в Сухуме, отправиться на передовую и возглавить контрнаступление. Бои на Гумистинском фронте приобрели ожесточенный характер. В течение дня позиции не один раз переходили из рук в руки. Подавляющее преимущество грузинских войск в авиации и тяжелой бронетехнике позволило им вновь восстановить контроль над Цугуровкой и высотой Ахбюк.
Боевой порыв, владевший командирами и бойцами абхазской армии, начал угасать. И без того измотанные в боях роты и батальоны ополченцев с трудом отбивались от наседавшего врага. Перед ними замаячила угроза повторения в еще больших масштабах неудачного мартовского наступления. Владислав Ардзинба не стал медлить и немедленно выехал на Гумистинский фронт.
На подходе к КП его встретил министр обороны Сосналиев. В своем докладе он ничего утешительного не сообщил — выбить противника с занимаемых позиций не удалось. Не помогли брошенные в бой резервы. Плотный огонь грузинской артиллерии не позволял оторвать головы от земли. Потери, понесенные штурмовыми ротами, были чудовищны. Санитары не успевали уносить с поля боя раненых и убитых. Они лежали под палящим солнцем, и смердящий запах смерти ощущался даже здесь, в нескольких сотнях метров от передовой.