135 Лаврент. лет., с. 452. Возможно, что в. к. Александр нашел опору своей политики в духовенстве. Митр. Кирилл, ставленник Даниила Галицкого, был, по-видимому, посредником в сношениях своего князя с Андреем Ярославичем, но затем остается в течение ряда лет на севере. В решительный момент – 1251 г. – оба Кирилла, митрополит и епископ Ростовский, ездили к Александру в Новгород, а затем митрополит встречает Александра «со кресты у Золотых ворог» во Владимире, когда тот вернулся из Орды ханским ставленником на великое княжение, и участвует в обряде посажения. Упоминается он во Владимире и в 1255 г., а в 1256 г. сопровождает Александра в Новгород (ПСРЛ., т. VII, с. 161; впрочем, известие это весьма сомнительно и не подтверждается другими летописями). Предположение Голубинского, что митр. Кирилл, быть может, «после 1252 и 1256 годов не уходил из Северной Руси и провел в ней все время с 1250 по 1263 год» («Ист. Рус. церкви», т. II, с. 57), – вероятно, тем более что в 1261 г. по его благословению решено дело об управлении Ростовской епархией, в 1262 г. состоялось поставление нового ростовского епископа Игнатия, а в 1263 г. митр. Кирилл совершает обряд погребения тела в. к. Александра. Е.Е. Голубинский указывает и на то, что митр. Кирилл только в 1274 г. поставил нового епископа во Владимир на место убитого татарами в 1238 г. Митрофана и склонен приписать Кириллу мысль если не о переселении во Владимир митрополии, то об оставлении Владимирской епархии за митрополитами. На севере должно было состояться поставление еп. Митрофана на новую Сарайскую епархию в 1261 г. – быть может, также момент в татарской политике в. к. Александра.
136 Так, например, в деле назначения архимандрита Игнатия в помощь престарелому епископу Кириллу (Лаврент. лет., с. 452) по кончине епископа Игнатий стал его преемником.
137 А.В. Экземплярский, указ. соч., т. II, с. 73—75. В Никоновской летописи (ПСРЛ, т. X, с. 153—154) находим любопытную справку по поводу неожиданного появления под 1277 г. ярославского князя Федора Ярославича: «Подобает же о сем ведати како сей глаголется князь Федор Ростиславич Ярославский». Перед нами, очевидно, не воспроизведение какого-либо источника, а сводка сведений и соображений книжника-летописца, источники коих нам неизвестны и не поддаются проверке. Приемлемыми их можно считать только потому, что ничто в других источниках им не противоречит, а они пополняют пробел в истории Ярославского княжества. Предположительно можно источником этой «справки» считать данные о родословии ярославских князей, собранные в пору составления Никоновской летописи для государева Родословца. Эта «справка» была, впрочем, известна и составителям Воскресенской летописи, которая дает краткую выписку (т. VII, с. 173) из ее редакции, еще не стилизованной, в манере Никоновской летописи.
138 Этот брак, видимо, связан с западнорусскими отношениями ростовских князей. Василько Константинович был женат на дочери черниговского князя Михаила Всеволодовича; Всеволод Константинович женился в 1227 г. на дочери Олега Святославича, по-видимому, князя курского (ПСРЛ, т. VII, с. 134;. т. X, с. 94; на с. 157 Никоновская сообщает ее имя – Марина); Всеволодова княгиня надолго пережила мужа (скончалась, по Никоновской, в 1279 г.) и могла играть роль в этом деле. Обручение малолетней четы (Марии было, по весьма вероятному расчету Экземплярского, года четыре, так как ее отец умер 20 лет, едва ли более, от роду; Федор Ростиславич до 1276 г. не выступает в летописных известиях, что дает некоторое основание считать его весьма юным; умер он в 1299 г.) фактически имело, а могло иметь и в намерениях старших князей политическое значение, быть может, в связи с замыслами князя Андрея Ярославича, который искал объединения русских сил против татар. Вокняжение в Ярославле можайского отчича приводило Можайск в связь с великим княжением владимирским, а с 1279 или 1280 г. Федор, хоть ненадолго, владел и Смоленском, оставаясь, однако, деятельным участником владимиро-суздальской политической жизни. Связи Федора Ростиславича с обеими половинами Руси закреплены и замужеством его дочерей: одну он выдал за галицкого князя (Давида Константиновича), а другую – за белозерского (Михаила Глебовича).