228 Спорные вопросы генеалогии этих князей удачно выяснены А.В. Экземплярским (т. II, с. 394—398). Судьбы Городца и Нижнего Новгорода определились позднее – в связи с историей владимирского великого княжения.
229 Летопись по списку монаха Лаврентия, с. 450; ПСРЛ, т. Х, с. 155 (кн. Давыд Константинович Галицкий и Дмитровский), т. VII, с. 174 и т. Х, с. 157 (то же); т. X, с. 156: кн. Давыд назван зятем ярославского князя Федора Ростиславича; о рождении в 1310 г. у галицкого князя Василия Константиновича сына Федора – в Новг. IV-2, с. 253; Соф. I – т. V, с. 205; Воскр. – т. VII, с. 185; Ник. – т. Х, с. 178. Ср. Экземплярского, т. II, с. 209—210.
230 О них см. выше и Экземплярского, т. II, с. 179—180.
231 ПСРЛ, т. VII, с. 168 и 206. Ивана Ярославича, кн. юрьевского, Экземплярский (т. II, с. 259—260) считает внуком кн. Дмитрия Святославича, восстанавливая между ними – вполне предположительно – юрьевского князя Ярослава Дмитриевича.
232 И столкновение кн. Ивана Переяславского с кн. Константином Ростовским, о котором имеем лишь неясное упоминание в Лет. по Академ. списку под 1301 г.
233 В.О. Ключевский говорит о «мелких верхневолжских уделах XIII и XIV вв.»; а «историческое происхождение удельного порядка княжеского владения, установившегося на верхневолжском Севере с XIII века», объясняет тем, что 1) «при содействии физических особенностей Верхневолжской Руси колонизация выводила здесь мелкие речные округа, уединенные друг от друга, которые и служили основанием политического деления страны, т.е. удельного ее дробления», и 2) что «под влиянием колонизации страны первый князь удела привыкал видеть в своем владении не готовое общество, достаточно устроенное, а пустыню, которую он заселял и устроял в общество». Типична для «удельного периода» фигура князя – собственника и колонизатора: «понятие о князе, как личном собственнике удела, было юридическим следствием значения князя, как заселителя и устроителя своего удела» («Курс русской истории», т. 1, с. 431, заключение XIX лекции). История Верхневолжской Руси XIII в. не знает таких князей. Мелкими «удельными» князьями, которые замкнулись в управлении своими «удельными» вотчинами, можно назвать разве суздальских – после Юрия Андреевича, да галицких; но и те не были «собственниками» своих вотчин, ни князьями на стольных княжениях, ни «заселителями и устроителями своих уделов» из «пустыни» «в общество». Даже князьями – колонизаторами и хозяйственными устроителями своих владений можем их считать разве потому, что ровно ничего не знаем об их деятельности. «Мелкие речные округа» колонизованы и «устроялись» не князьями, а боярами и монастырями, к деятельности которых, притом не только землевладельческой, постепенно примкнуло позднейшее княжье, размножившееся и измельчавшее.
234 Напомню, что переход Переяславля во власть московского князя отнюдь не «примысел» московский, а приобретение им стола переяславского княжения.
235 «Преобладание понятия о собственности, отдельности владения» не только не объясняет всей этой борьбы князей, но сделало бы ее невозможной в тех формах, в каких она протекала.
236 «Великие и удельные князья Северной Руси», т. II, с. 567. Объяснение А.В. Экземплярского, почему он называет Муром «уделом рязанским» (Там же, с. 609), – пример того, насколько не выяснено понятие «удел». Автор говорит об «уделах» Муромо-Рязанской земли, разбитой с 60-х гг. XII в. на две обособленные вотчины, между которыми органической связи уже нет.
237 Разоряют Муромскую землю татары – союзники кн. Андрея Александровича, разоряют Рязанскую и Муромскую земли ордынские князьки. ПСРЛ, т. VII, с. 175 («Муром пуст сотвориша»): т. X, с. 167 (рязань, муром, мордва повоеваны татарами).
238 Подобно В.И. Сергеевичу (см. выше), не думаю навязывать боярам XIV в. «дальновидные политические планы» вроде сознательного стремления к образованию «большого нераздельного государства», но столь же методологически наивным считаю сводить их предполагаемые мотивы к погоне за «богатыми кормлениями». Правильное замечание Сергеевича об очевидных «невыгодах многокняжия» с постоянной «борьбой князей» подтверждается широким значением этой темы во всей русской письменности с Повести временных лет и «Слова о полку Игореве», что, однако, не ведет еще к мысли о коренной перестройке политического строя, но питает тенденцию к усилению великокняжеской власти (идеализация таких князей, как Владимир Мономах, Александр Невский). И боярством, и церковной иерархией руководили как реальные интересы, наиболее им близкие, так и «благо земли», т.е. такой уклад быта и строя, который обеспечивал бы все реальные интересы, считавшиеся законными в данной среде.