Между нами лёд (СИ)

По спине Татьяны побежали мурашки. Женя говорил о своей маме в настоящем времени. Так, будто она всё ещё была жива. Тане казалось поразительным то, что Громов, несмотря на всю свою силу и мощь, как физическую, так и моральную, не смог смириться с потерей близкого человека. И, судя по этому, его мама была для него всем.

— За мои шестнадцать лет она не пропустила ни одного соревнования, — продолжал Евгений, а затем резко замолчал, опуская взгляд вниз. — Но не увидела главного.

Таня обняла Громова со спины, желая как-то смягчить боль, которую он сейчас ощущал, рассказывая о подобном.

— Она тебя всегда видит, — тихо произнесла Таня, понимая, что эта фраза слишком банальная и в подобных ситуациях её говорят слишком часто, но это было именно то, во что ей очень хотелось верить.

— Она так говорила даже тогда, когда была жива, — безрадостно вспомнил Евгений, а затем положил свои ладони поверх ладоней Тани, лежавших на его торсе. — Помню, в тринадцать лет я занял третье место на юниорском этапе Гран-При и получил первые большие, как мне тогда казалось, призовые. И, когда вернулся домой, купил маме серьги в виде простых серебряных колец…

Татьяна отпрянула от спины партнера, вставая рядом и с удивлением рассматривая такую знакомую ей сережку в мочке его уха.

— Это… — Таня растерялась, не зная, как продолжить.

— Да, — кивнул Женя. — Это её сережка.

Татьяна приложила холодную ладонь ко лбу, надеясь, что это поможет не воспринимать так близко, так болезненно. Но нет.

— Она их практически не снимала и шутила, что дороже этих колец будут только кольца Олимпийских игр, где я буду принимать участие, — продолжил Евгений. — А в день, когда улетала, она их сняла. Точнее…

Громов сильно зажмурился, будто сопротивлялся собственным воспоминаниям. Таня испуганно наблюдала за ним, видя появившиеся морщины на его лбу и переносице.

— Она собиралась в такой спешке, что надела только одну, — договорил Громов, открывая глаза и делая тяжелый, медленный вдох. — Вторую я нашел дома уже после того…

Евгений шумно выдохнул, собираясь с мыслями. Он никому не рассказывал о том, как это происходило. Как он узнал о том, что самого дорого человека больше нет в живых.

— Я был на тренировке, — Громов провел ладонью по волосам и перевел взгляд куда-то вдаль, смотря поверх окружающих их надгробий. — За мной приехал отец. Он никогда не забирал меня с тренировок. Ему вообще было, мягко говоря, плевать. Оплачивать тренера, костюмы, коньки — пожалуйста. Принимать какое-то другое участие в моей судьбе — нет, увольте.

Татьяна напряженно нахмурилась. Похоже, у них обоих были далеко не лучшие взаимоотношения с отцами.

— Поэтому когда я увидел его на катке, то уже понял, что что-то не так, — продолжил Женя. — Я пытался узнать, что случилось, но он сказал, что нам нужно кое-куда съездить.

Громов вспомнил звенящую тишину, что царила в автомобиле отца, пока они ехали по улицам Санкт-Петербурга. Тогда юный Женя наивно полагал, что что-то случилось с мамой, но про её гибель он даже не задумывался. Это было бы слишком страшной догадкой. Такое он даже не мог предположить, несмотря на плохое предчувствие, не оставлявшее его с того самого момента, как за мамой захлопнулась входная дверь. Но, вспомнив последние слова мамы и просьбу не пропускать тренировку, он так и сделал. Находясь в ледовом дворце, он никак не мог узнать о том, что в «Пулково» при взлете упал самолет.

— Мы приехали в бюро судмедэкспертизы, — с трудом рассказывал Евгений. Таня чувствовала, как с каждой новой фразой это становится всё тяжелее для него.

— Мне было всего шестнадцать, я и не знал, что делают в подобных местах, — качнул головой Громов, не встречаясь взглядом с Таней. — Мы спустились в подвал и встали в очередь.

Евгений вспомнил длинный коридор, в котором даже стены были облицованы кафелем. Вспомнил людей, которые толпились там. Они кричали, рыдали, стонали в голос и сыпали проклятиями. Юный Женя в тот момент, несмотря на то, что теплых чувств к отцу никогда не испытывал, как-то инстинктивно прижался к нему, округлившимися от непонимания глазами смотря на обстановку вокруг. Поток нескончаемого людского горя пугал. Но больше нескончаемых стонов и рыданий пугал запах. Тошнотворный горько-кислый запах чего-то горелого. Казалось, что даже если перестать дышать, он всё равно залезет, буквально заползет в нос, заполняя затем и легкие. И даже когда Женя не знал его источника, этот запах дико пугал его, заставляя надолго задерживать дыхание.

— Меня завели в кабинет, посадили на стул и попросили открыть рот, — Громов сглотнул, стараясь унять рвотный рефлекс, посетивший его после этих воспоминаний. — А затем взяли образец слюны.

Таня зажмурилась от ужаса. Она поняла, о чем идет речь. Экспертиза ДНК.

— Нас попросили подождать несколько минут, — заканчивал свое повествование Женя. — А потом сказали всё, как есть. Даже не просили меня увести.