Между нами лёд (СИ)

Громов закрыл глаза, делая глубокий, медленный вдох, понимая, что нужно сохранять спокойствие. Но он всё помнил. Помнил свою реакцию на фразу судмедэкспертов о том, что Юлия Симановская стала жертвой авиакатастрофы. Помнил, как он закричал так громко, как только мог, не желая слышать ничего вокруг. Как проклял собственного отца, будучи уверенным в том, что в гибели мамы виноват он. Как бежал, проталкиваясь между людьми, судорожно бормоча, что это всё происходит не с ним. Как запах, источник которого теперь был известен, казался ещё более удушающим. Казалось, что он мог буквально убить, если сделать пару лишних вдохов.

Юный Женя бежал по коридору, расталкивая убитых горем людей, а следом за ним бежал его отец, умоляя сына остановиться. Но Женя не мог этого сделать. Он бежал несколько часов, не замечая того, что на нем один свитер, а на улице двадцать градусов мороза. И остановился Женя только тогда, когда даже его натренированные ноги отказывались гнуться. Он зашел в первый попавшийся магазин, а затем… Несколько литров непонятного алкоголя, купленного случайным мужчиной по его просьбе, и потеря сознания по причине сильнейшей интоксикации организма юного фигуриста, который ранее никогда не выпивал.

Несколько долгих минут партнеры стояли в абсолютной тишине. Евгений судорожно пытался «свернуть» все воспоминания, не желая в них тонуть, а Таня не могла уложить услышанное в своей голове. Она обняла себя за предплечья, чувствуя поистине могильный холод, пробирающий насквозь. Это он. Это тот холод, которым пропитан Громов. Это причина, по которой с ним иногда бывает необъяснимо холодно, несмотря на теплоту его тела.

— Прости, — тихо извинился Евгений, посмотрев на партнершу. Таня, несмотря на свою чувствительность, сейчас не плакала. Она была поражена настолько, что ни одни слёзы не смогли бы выразить то, что она чувствовала. Фигуристка безмолвно смотрела на снег, а в голове — пустота. В душе — холод. И везде вокруг них сплошная боль, обличенная в черные надгробия.

Громов вздохнул, не получив от Тани ответа, а затем согнул руку в локте, посмотрев на циферблат часов, понимая, что до закрытия кладбища осталось десять минут, и им нужно уходить.

— Идем, Таня? — тихо предложил Евгений. Его партнерша едва заметно кивнула, смотря куда-то вниз. Громов понимал, что Таня сейчас ушла в себя. Так, как обычно уходил он сам. Евгений приобнял её за талию и медленно повел в сторону выхода с кладбища, доставая из кармана телефон, чтобы заказать такси.

***

— Я не зайду, — произнес Евгений, открывая Тане дверь такси, когда они приехали к её дому. — У меня поезд через час.

Татьяна потерянно кивнула, не смотря на Громова. У неё не было сил. Не было эмоций. Внутри пустота и боль. И она не может сейчас злиться на Евгения за его отъезд. Теперь всё начинало вставать на свои места. Да, он мог хотя бы подняться и попрощаться с её мамой. Много времени у него это не отняло бы. Но после того, что Таня узнала, она была готова простить такое.

— Прости, что день выдался таким… — чуть пожал плечами Евгений, не находя подходящего слова.

— Спасибо, что он выдался таким, — тихо произнесла Таня, удивляя Громова такой фразой, а затем прижалась к его груди. — Спасибо, что рассказал. Я уверена, что это не всё, и тебе ещё есть, что рассказать. Но пока я большего не требую.

— Ну, спасибо, — горько ухмыльнулся он, поглаживая партнершу по спине. — Как плечо?

Таня сильнее уткнулась носом в кожаную куртку Евгения. Несколько секунд она размышляла над тем, сказать ей правду или вновь совершить ошибку и утаить её от него?

— Ноет периодически, — призналась она, а затем ощутила как вздымается его грудь от недовольного вздоха. — Но всё в порядке! Это можно терпеть, правда.

Таня чуть отстранилась, внимательно посмотрев Жене в лицо.

— Я не могу дождаться возвращения к тренировкам, — с трепетом произнесла она. — Я не могу дождаться возвращения к тебе.

Евгений на такую фразу партнерши как-то грустно и болезненно улыбнулся, а затем поцеловал её в лоб и проводил до дверей подъезда, на прощание попросив извиниться перед её мамой.

***

Когда Таня пришла домой, первым делом крепко обняла маму и сказала, что очень любит её. Женщина несколько растерялась от такого неожиданного, но безусловно приятного порыва дочери и сказала ей те же заветные «я тебя люблю».

Татьяна ещё долго не могла заснуть. Она ворочалась на небольшой постели в своей комнате. Она догадывалась, что где-то в глубине души у Громова есть какие-то тайны, но даже не представляла, что они настолько болезненные. Таню пугало то, как комфортно Евгений чувствовал себя на кладбище. Пугало то, что порой он говорил о своей маме в настоящем времени. Пугало то, что он за почти тринадцать лет не смог отпустить её. Он молодой и красивый мужчина, полный сил. Ему нельзя так жить. На мгновение фигуристке показалось, что его мама разделила бы с ней недовольство подобным поведением Жени.