Татьяна моргнула, чувствуя, как по щеке покатилась слеза. Она видела, что Женя продолжал что-то говорить, пребывая в настоящем неистовстве. Видела. Но не слышала больше ничего. Слова «ты — никто», услышанные из уст любимого мужчины, оглушили её, парализовав всё тело на несколько минут.
— Правда в том, что я как последний идиот повелся на всё это! — продолжал Громов. — Я влюбился в тебя, не понимая, что это нужно мне в последнюю очередь! Правда в том, что это не должно было происходить! Если бы ты продолжала работать из чувства страха передо мной, всё было бы хорошо! Ты бы не довела плечо до такого состояния! Я бы не ввязался ради тебя в командник! Я бы не отказался от своего последнего чемпионата мира!
Татьяна вспомнила, что Громов уже на Олимпийских играх сказал, что она для него не существует. Вспомнила, как с трудом приводила его в себя. Вспомнила, как преодолевала страшную боль в плече, чтобы он стал-таки олимпийским чемпионом.
— Ты разрушила конец моей карьеры! — сокрушался Евгений. — Сначала заставила нервничать на чемпионате Европы, после своего падения, затем Олимпиада… А теперь это!
Татьяна судорожно глотала воздух приоткрытыми губами, пытаясь сформулировать в голове хоть какой-нибудь ответ. Нужно было что-то сказать. Нельзя было оставлять это вот так.
— Но… — несмело начала она, делая глубокий вдох, пытаясь унять слёзы. — Со мной ты стал олимпийс…
— Нет, Таня! — заорал Евгений, заставляя её зажмуриться от его громкого голоса, усиливающегося от кафельных стен. — Это ты со мной стала олимпийской чемпионкой! Дело здесь не в тебе! Дело во мне! Я бы стал олимпийским чемпионом с любой партнершей, но досталась мне ты! Я знал, что ничем хорошим чувства к тебе не закончатся! Мне не нужна была девушка! Мне нужна была партнерша! Просто партнерша!
— Хватит! — взмолилась Таня, закрывая ладонями уши, не в силах больше это слышать.
— Ты хотела, чтобы я тебе рассказывал то, что у меня на душе? Ты лезла в моё прошлое, копалась в моих вещах! — напомнил ей Громов, заставляя Таню понять, что ладони не помогают, и она всё равно слышит его громкий и полный гнева голос.
Фигуристка, на которую обрушилось это, стояла, вжавшись спиной в дверь. Она зажмурила глаза, из которых текли слезы, и всё ещё сильно прижимала ладони к ушам, чувствуя головную боль в районе висков.
— Так вот он я, Таня! — Громов развел руки в стороны, смотря на дрожащую партнершу и не испытывая никакой жалости по отношению к ней. — Из-за твоего плеча я снялся с чемпионата мира! С моего последнего чемпионата мира!
— Тебя ни… Никто не просил сни… сниматься, — пыталась возразить Таня, несмело открывая глаза. Взъерошенные русые волосы, ледяные серо-голубые глаза, покрасневшее от ярости лицо и часто вздымающаяся грудь — Евгений был как никогда похож на дикого зверя. И сейчас это сравнение не радовало и не возбуждало. Сейчас оно было совсем не сравнением, а практически констатацией его состояния. И это пугало так, что Таня ощущала, как дрожит всё её тело.
— А тебя никто не просил приходить в мою жизнь и разрушать мою карьеру! — угрожающе прорычал Громов, делая шаг вперед к Тане, заставляя её сердце пропустить несколько ударов. — Я всегда прав! Я был прав, когда понимал, что мне нельзя давать волю чувствам! Был прав, когда говорил, что не надо соваться в ебаный командник!
— И сейчас ты тоже прав? — собрав последние силы и оставшуюся смелость, спросила Таня, вытирая ладонями слёзы и черные разводы туши на щеках. — Громов? Сейчас ты тоже прав?
Евгений на несколько секунд будто отрезвел. Он, нахмурив брови, внимательнее посмотрел в глаза партнерши, не до конца понимая, что именно она имеет в виду.
— Говоря, что я для тебя не существую, что я без тебя н-никто, — сильно дрожащими губами пояснила ему Таня. — Ты тоже п-прав?
— Хочешь дать мне пощечину? — вместо ответа задал вопрос он, посмотрев на руки, которые Таня согнула в локтях и прижала к груди. — Но смотри, как бы тебе самой больно не стало.
Эта фраза показалась очень странной и страшной. Громов то ли угрожал ответить, то ли предупреждал, что от удара у самой Тани заболит плечо. Она прикрыла глаза, вновь ощущая обжигающие слёзы на щеках. Он считает, что прав. Она — никто.
— Нет, — хрипло ответила Таня. Сейчас ей не хотелось давать ему пощечину, потому что не хотелось его касаться. Никак. Даже таким, весьма опосредованным способом. И видеть его не хотелось, несмотря на его физическое совершенство и красоту. И не хотелось слышать этот властный, низкий, ранее безумно нравившийся ей голос. Не хотелось, чтобы он вообще существовал. Не хотелось быть влюбленной в него. Не хотелось испытывать страшную, пульсирующую душевную боль. Хотелось только вернуться в декабрьский вечер и ответить «нет» на предложение представителей Федерации фигурного катания.
Евгений видел, что загнал Таню в угол. В прямом смысле и в переносном. Извиняться в своем нынешнем эмоциональном состоянии он был не способен, да и не считал особо нужным. Он вновь повернулся к небольшому шкафчику, доставая оттуда бинт и небрежно перемотал им ладонь.