— Но ты говорил, — вдруг вспомнила Таня, поднимая взгляд от пола и уткнувшись им в широкую, некогда любимую ею спину, — что я талантливая фигуристка…
Громов поднял голову, посмотрев на своё отражение в зеркале.
— И слов этих не отрицаю, — медленно кивнул он, однако Тане от этого легче не стало. — Но далеко ли ты уехала на одном таланте? Его недостаточно. Нужно работать! А это не умел ни твой Стас, ни ты сама до знакомства со мной.
— Мир не крутится вокруг тебя, — шокировано покачала головой Таня. Она хотела, чтобы Женя рассказал то, что у него на душе, но никак не ожидала подобного. Да, его считали эгоистом. Да, его считали самовлюбленным. Но Татьяна, за три проведенных вместе месяца, не догадывалась, что это настолько правдиво.
Громов на фразу Тани никак не ответил. Он предельно близко подошел к ней, так как она стояла у двери. Большими карими глазами, полными страха и боли, Татьяна пристально смотрела на него снизу вверх. Евгений был разгорячен до предела. Он часто дышал и всё, чего ему сейчас хотелось — уйти, а лучше убежать и выплеснуть всю свою агрессию посредством физических нагрузок.
— Дай пройти, — попросил он, и Татьяна сразу же послушалась, не желая больше находиться в такой близости. Таня отошла в сторону и, когда Евгений вышел из ванной, она осталась там, прислонившись поясницей к стиральной машине и давая волю слезам окончательно.
Громов быстро собрался, накинул короткую спортивную куртку, завязал шнурки кроссовок и вышел из квартиры, с шумом захлопнув за собой дверь. Только когда он ушел, Таня осмелилась выйти из ванной. Несколько минут она стояла в прихожей, смотря на собственное отражение — растрепанные темные волосы, покрасневшее и припухшее лицо с серыми от потекшей туши щеками, расстегнутое бордовое пальто из-под которого виднелась черная блузка и брюки. И от этого зрелища Тане стало жаль саму себя. Она вновь расплакалась, закрывая ладонями глаза. В голове безостановочно пульсировали два слова, сказанные Женей:
«Ты — никто!»
Татьяна обхватила ладонями голову, приоткрывая дрожащие губы, и тихо застонала, желая выбить эти слова. Она — никто. Никто!
— Не-ет, не-ет, — стонала Таня, до боли сжимая ладони на своей голове. И это продолжалось ещё несколько минут, пока истерика не утихла. Татьяна вновь посмотрела на своё отражение, но не увидела в собственных глазах боли и испуга. Теперь там были гнев и небывалая жажда мести. И они окончательно затмили здравый рассудок, толкая к совершению ошибки.
Раз она никто, то, возможно, пора стать хоть кем-то?
Татьяна торопливо бросилась собирать свои вещи. Вот её одежда, вот её белые коньки. Вот… Плюшевый кот с бабочкой на шее, подаренный Женей на новый год. Нет. Его она брать с собой не будет. Игрушка обреченно полетела на диван.
Выкатив чемодан в прихожую, Таня открыла небольшой шкаф, начиная судорожно искать ключи от машины, подаренной Правительством, и ключи от гаража Евгения, в котором она находилась.
Татьяна села за руль мерседеса и озадаченно посмотрела на приборную панель, которая больше напоминала пульт управления самолетом, чем обычным автомобилем. Она никогда особо не присматривалась к тому, как управляет всем этим Женя. Наблюдать за самим Женей, когда он сосредоточен на дороге, было куда интереснее.
Последний раз Таня была за рулем примерно полгода назад, когда Стас после многочисленных уговоров пустил её за руль своей машины. Однако Куликов всегда считал, что Татьяна не умеет нормально водить и всячески подшучивал в такие моменты, лишая партнершу уверенности в себе в этом плане.
И сейчас, на московских дорогах, в обеденный час-пик, когда автомобильный поток был очень плотным, Татьяна чувствовала себя крайне неуверенно. Её тонкие руки, лежащие на руле, била дрожь, а проезжающие мимо водители то и дело сигналили ей. То ли потому, что автомобиль фигуристки периодически слегка заносило, то ли потому, что она всё ещё не поставила нормальные номера, и вместо них были её имя и фамилия.
***
Евгений бежал несколько часов подряд. Бежал, не замечая мокрого снега, периодически переходившего в сильный дождь. Бежал, не замечая окружающих людей. Бежал, не слыша любимого тяжелого рока, на максимальной громкости звучащего из наушников. Не замечал ничего, кроме бешенства, пульсировавшего внутри. Оно заглушало всё, что было вокруг.
Телефон, который на этот раз был включен и лежал в кармане куртки, коротко завибрировал, уведомляя об очередном сообщении. Громов остановился, чтобы немного восстановить дыхание, понимая, что совсем себя загнал. Воспользовавшись паузой, он достал телефон из кармана.
Мельников: Срочно в Федерацию! СРОЧНО!