Таня кивнула, но вновь вспомнила Громова. Вот уж на ком не сказывается двухметровый рост. Исключительное исключение из всех правил и, кажется, даже из законов физики.
— И мне пророчили, что к восемнадцати годам я потеряю все мои четверные прыжки, — продолжил Арсений, горько ухмыльнувшись. Свои прыжки он потерял на год раньше. Как и свою карьеру фигуриста в целом.
— Да и нужно признаться, что парное катание самое рискованное, самое зрелищное, — кивнул сам себе Мельников. — Но мы всегда соревновались с Женей, и когда он ушел в парное раньше меня, я понял, что мне лучше остаться в одиночном.
— Ты жалеешь об этом? — предположила Таня.
— Немного, — признался Арсений. — Кто знает, возможно, тогда не было бы четверного риттбергера, на котором я получил разрыв мениска. Возможно, я бы до сих пор был действующим фигуристом.
— И продолжалось бы ваше легендарное соперничество с Женей, — мечтательно улыбнулась Таня.
— Соперничество? — хмыкнул Мельников. — Возможно, я превзошел бы его.
— О, простите-простите, Босс! — засмеялась Таня. — Разумеется!
— Только никому об этом не говори, — подмигнул ей Арсений, когда автобус остановился у тренировочной базы, и теперь было необходимо разбудить Илью, дремавшего где-то на заднем ряду. — Для всех остальных я бесконечно люблю только одиночное катание.
— Сеня, — вдруг обратилась к нему Таня, когда он ещё не успел отойти и доставал свою сумку с верхней полки. Тренер на мгновение отвлекся и заинтересованно на неё посмотрел.
— Мне жаль, что ты не перешел в парное, — с грустной улыбкой призналась она, — мы могли бы стать классной парой.
— Я ни сколько не сомневаюсь в этом, Таня, — искренне улыбнулся Мельников. — Спасибо.
***
Оберстдорф, тренировочная база. 19:40.
Пока российские фигуристы проходили небольшое расстояние до уютных домиков, разминая ноги после суммарных четырех часов сидя, Евгений невольно посматривал на Таню. Ему было интересно, как она отреагирует на окружавшую их красоту. И ему было жаль, что он не сможет увидеть её реакцию на удивительный каток со стеклянной стеной, за которой виднеются предгорья Небельхорна.
Из-за большого количества прибывших фигуристов их расселяли по двое. Тане изначально достался номер с другой парницей, но Ксюша быстро взяла эту ситуацию в свои руки и теперь с широкой улыбкой направлялась вместе с подругой к их номеру.
Громову повезло меньше. Ему достался номер с Мельниковым. Но когда олимпийский чемпион обреченно и раздражительно громко озвучил вопрос «да что не так с этим днем?», его поселили с Алисой. Она за счастье посчитала если бы её поселили как раз таки с Арсением, но если бы она сказала об этом, то Жене пришлось бы точно завершить карьеру, а затем сесть в тюрьму за двойное убийство. Где-то в душе Алисы теплилась надежда на то, что у неё выпадет возможность поговорить с Сеней и, может быть, даже прогуляться по местным красотам.
***
4 мая, 07:50.
Таня открыла глаза, услышав, как к утреннему пению птиц добавились ставшие уже привычными звуки ударов. Она приподнялась, откидывая с себя легкое одеяло, а затем бросила опасливый взгляд на спящую Ксюшу. Все предыдущие два дня у одиночницы были ранние тренировки, а потому Таня оставалась одна и могла без зазрения совести смотреть на небольшую тренировочную площадку, на которой каждое утро Громов, будучи в одних шортах, бил кувалдой по огромной покрышке. В первое утро Таня просто из интереса выглянула в окно, желая узнать природу странных звуков, но осталась стоять около тридцати минут, так как зрелище это было завораживающим и буквально гипнотизирующим. Настолько, что Таня была уверена в том, что некоторые девушки даже купили бы билеты, чтобы на такое посмотреть. Но меньше всего Тане хотелось, чтобы за этим её застала Ксюша. Она вновь начнет донимать глупыми вопросами в духе «когда вы уже перестанете быть баранами и помиритесь?», а также сдобрит их фразами в духе «чур, я свидетельница на вашей свадьбе» и «назовите дочку в честь меня».
А придумывать ответы на такое хотелось меньше всего. Как не хотелось в принципе думать про их несложившиеся отношения. Хотелось просто смотреть на физически совершенного мужчину, чья накачанная спина покрылась легкой испариной и теперь призывно поблескивала под лучами утреннего солнца.
Таня, стоя у окна и чуть отодвинув штору, услышала, как Ксюша начала ворочаться и что-то неразборчиво бормотать. Тане пришлось на цыпочках добежать до своей постели, запрыгнуть на неё и для большей правдоподобности накрыться одеялом с головой.
— Это… — сонно простонала Ксения, с трудом открывая глаза и не понимая, откуда взялись странные звуки, не дававшие ей отоспаться за последние два дня. — Это что за долбежка?
Таня под одеялом прыснула со смеха, но быстро одумалась и пару раз кашлянула.
— О, ты ещё и заболеть успела, — проворчала Ксюша, поднимаясь с постели. Она добрела до окна, с громким неприятным звуком дернула вбок шторы, а затем распахнула его, высовываясь наружу по талию и безошибочно находя источник своего недосыпа.