— Ну почему именно я? — страдальчески простонала Таня, опускаясь на корточки рядом с ним и начиная расстегивать пуговицы его рубашки.
— Потому что я хочу, ч-чтобы ты меня к-касалась, — длинные фразы давались Громову с трудом, но он всё же пытался.
— А больше ты ничего не хочешь? — язвительно уточнила на всякий случай Таня, почти расправившись со всеми пуговицами.
Евгений издал какой-то подозрительный смешок, а затем многозначительно раздвинул вытянутые на полу ноги и посмотрел на свой пах.
— Совсем охренел? — не выдержала Таня, собираясь после этого встать, но Громов успел схватить её за запястья. Полы его расстегнутой рубашки распались в разные стороны, обнажая грудь и торс. И Евгений насильно приложил холодные маленькие ладони Тани к своему прессу.
— Плюша, — хрипло и как-то умоляюще произнес он, заглянув ей в глаза. — Я умираю без тебя.
Губы Тани на мгновение дрогнули, а глаза отчего-то в одну секунду заполнились слезами. Нет! Она слишком долго и с большим трудом хоронила внутри себя все чувства, чтобы вот так вот просто снова дать им волю. Нет!
— А я умираю с тобой, — каждое из этих слов далось ей с огромным трудом, ради каждого приходилось терпеть ощутимый ком в горле. Таня опустила взгляд вниз, рассматривая ремень Жени. Её ладони всё ещё лежали на обнаженном и непривычно прохладном торсе Громова. Но она не хотела видеть его лица сейчас. Она знала, что ему больно после услышанного. Она чувствовала.
— Посмотри на м-меня, — тихо попросил он, сильнее сжимая её запястья.
Но Таня демонстративно не поднимала на него глаз. Зачем? Чтобы вновь соблазниться самыми красивыми в мире глазами? Пусть и окутанными в данный момент алкогольной дымкой…
— Ты меня н-не любишь… — медленно и запинаясь начал Евгений, будто это были не его слова. Будто он пытался что-то вспомнить.
Таня нахмурилась, понимая, что нужно встать, отправить его в душ, а затем уложить спать. Слушать это слишком больно.
— Не ж-жалеешь, — продолжил Громов, и Таня на мгновение замерла, ожидая продолжения.
— Разве я немного… — путано и с трудом произнес Евгений, делая длинную паузу, — не красив?..
Сердце Тани пропустило удар. Пьяный Громов по памяти читал стихотворение Сергея Есенина!
— Не смотря в лицо, — тихо и плавно подхватила она, всё ещё не поднимая глаз, но явственно ощущая, как на душе впервые за долгое время распускается, словно цветок, какое-то необычно нежное, трепетное чувство, — от страсти млеешь…
— Мне на п-плечи руки оп-пустив, — договорил Евгений, грустно улыбнувшись. Он бережно погладил пальцами тонкие запястья Тани, а затем… отпустил её руки.
Таня сразу же поднялась, а затем и вовсе убежала на кухню. Она прислонилась спиной к стене, чувствуя, как начинает дрожать.
«Нет! Нет! Нет!» — судорожно повторяла себе она, зажмуриваясь, но чувствуя, что горячие слёзы уже побежали по щекам. В какую-то секунду Таня закрыла лицо ладонями, проклиная Женю за то, что он заявился к ней. За то, что он вообще существует. За то, что она его…
«Не люблю. Не люблю!» — истошно пыталась убедить себя Таня. Она услышала какие-то шорохи в коридоре и подошла к раковине на кухне, быстро умывшись. Слёз её Женя не увидит.
Громов уже поднялся с пола, когда Таня вернулась в прихожую. Он скинул на пол рубашку и сам каким-то чудом освободил себя от брюк, которые теперь валялись там же. В одном белье и носках Евгений ввалился в ванную, задев плечом дверной проем и смачно выругавшись. Таня, ошарашенно наблюдая за этой картиной, приложила ладонь к щеке, размышляя о том, что если бы ещё год назад ей сказали, что сам Евгений Громов явится к ней ночью в таком виде, то она просто рассмеялась бы и ни за что не поверила в подобный расклад. Но сейчас это было наяву. И Таня не знала, плакать ей или смеяться.
— Плю-юша! — позвал он, и Таня поняла, что ему всё же придется объяснить, как пользоваться душем.
— Не кричи, пожалуйста, — попросила она, заходя в небольшую ванную комнату, в которой вдвоем с Громовым было уже не развернуться, — двенадцатый час, нормальные люди давно спят…
Таня жила здесь уже несколько месяцев и хорошо знала, какие тонкие тут стены. Она частенько слышала и гневные разборки соседей справа, и страстные, громкие стоны пары сверху. И второе раздражало намного больше первого.
— Плю-юша, — повторил он, развернувшись к ней и навалившись всем своим телом.
Таня оказалась прижатой к стиральной машине. От Евгения впервые на её памяти пахло не лучшим образом. От него сильно несло алкоголем. И когда от мужчины пахло так, это рождало в её голове отвратительные воспоминания.
— Малы-ышка, — протянул Евгений, большими ладонями обхватив её лицо и поднимая его на себя, — я должен тебе ск-казать…
Он с пьяным трепетом заглянул ей в глаза, и Тане на мгновение показалось, что сейчас он признается ей в любви.
— Я… — выдохнул он, облизнув губы и пытаясь хоть как-то собраться с мыслями, — у тебя… У т-тебя во дворе…
Таня нахмурилась, понимая, что признанием здесь, похоже, не пахнет, и всё ещё чувствуя, что её лицо зажато словно в тисках. Пошевелить головой не было ни малейшей возможности.