Между нами лёд (СИ)

Таня на мгновение обомлела, ошарашенно хлопая ресницами. Она однажды уже слышала от него, что она никто. И не думала, что может быть что-то больнее.

— Потому что с тобой я не мог сосредоточиться! — продолжал Евгений, высказывая то, что наболело очень давно — ещё со времен чемпионата Европы и Олимпийских игр. — Я хотел контролировать каждое твое движение! Я понимал, что в безопасности ты только тогда, когда в моих руках! Я ненавидел дорожки шагов, когда мы разъезжались в разные стороны, а я ни черта не могу сделать! Ненавидел параллельные прыжки, вращения! Ненавидел все элементы, в которых ты не была в моих руках, и я не мог тебя контролировать!

Громов замолчал, осатанелыми глазами посмотрев на Таню. После гневной тирады его грудь часто вздымалась. Он начинал остывать, и его злость постепенно переходила в тревогу. Таня обняла себя за плечи, так, будто замерзла, и до сих пор никак не прокомментировала услышанное.

— Контролировать? — тихо уточнила она. — Вот, зачем я должна к тебе вернуться? Чтобы быть у тебя под рукой?

— Не под! — снова вспыхнул Громов, искренне не понимая причину недовольства Татьяны. — А в руках! В моих!

Евгений близко подошел к Тане, вынуждая её прижаться спиной к стене.

— Так не строят отношения, — разочарованно произнесла она, — нельзя загонять дорогого человека в угол, нельзя хватать его за руки, чтобы он не ушел, нельзя говорить того, что говорил ты…

— А что можно? — прорычал Громов, выставив свои руки по двум сторонам от её лица, упираясь в стену ладонями.

— А зачем мне что-то говорить? — разозлилась Таня. — Ты всё равно не слышишь никого, кроме самого себя.

Евгений, будто забывая то, что услышал буквально пару минут назад, наклонился, обхватывая ладонями плечи Тани, боясь, что она может уйти, оставить его или попросту раствориться в воздухе — настолько хрупкой и маленькой она была.

— Вот опять! — закричала она, чувствуя, как плечи пронзила острая боль от сильного хвата горячих ладоней. — Отпусти меня! Отпусти меня раз и навсегда!

Громов округлил глаза, вспоминая то, что Таня сказала про его маму. Отпустить. И молнией в голове пронесся вопрос о том, почему он должен отпустить двух самых дорогих людей в его жизни.

— Я не хочу тебя отпускать! — крепче сжимая пальцы на хрупких плечах, произнес Евгений, наклоняясь ниже, чтобы его лицо было на уровне лица Тани.

— Я хочу! — сквозь слёзы простонала она. — Отпусти! Убери руки от меня!

Евгений не торопился повиноваться. В серо-голубых глазах молодого мужчины отчетливо плескались непонимание и растерянность мальчишки. Он не умел по-другому. Серьезных отношений у него не было. Он не знал, как взаимодействовать с ней. Он цеплялся так, как умел. Руками. Психологическим давлением. Чем угодно! Лишь бы она была рядом. Без неё всё пустое. Даже любимый лёд. Даже рядом с Алисой, которую раньше Евгений считал незаменимой для себя. Но незаменимой и единственной оказалась Таня — случайное отклонение, появившееся в его жизни по вине автомобильной аварии. Их пути не должны были сойтись, они не должны были вставать в пару. Но это случилось. И после этого жизнь Громова разделилась на «до» и «после». Уже второй раз. Первый случился, когда ему было шестнадцать.

— Отпусти меня! — снова закричала Таня, начиная дергаться в его руках, пытаясь высвободиться. — Уходи!

Евгений медленно, палец за пальцем, разжал свои ладони и убрал их от Тани.

— Это твое окончательное решение? — собирая по осколкам свою строгость и холод, поинтересовался Евгений, выпрямляясь и вновь смотря на Таню свысока.

Она моргнула, чувствуя обжигающе горячую слезу, побежавшую по щеке. В горле образовался огромный ком, преодолеть который оказалось сложно. Таня приоткрыла губы, делая глубокий вдох. Она бы мечтала сказать ему это короткое слово совсем при других обстоятельствах, но она скажет его сейчас. Какую страшную душевную боль это бы ни принесло в следующую же секунду. Им обоим.

— Да.

Громов опустил взгляд, направляя все свои силы на то, чтобы ничего не порушить в этой небольшой квартирке. Хотелось неистовствовать. Хотелось кричать. Хотелось снова схватить её, чтобы она не могла пошевелиться и, что ещё важнее, отдалиться от него ни на миллиметр. Но к этим же чувствам добавилась и изрядно уязвленная гордость.

— Второго раза может не быть, — с угрозой произнес он, встретившись с любимыми карими глазами.

Таня от такой фразы лишь усмехнулась, дернув плечами. Евгений Громов был в своем репертуаре. Что и требовалось доказать.

— Уходи. Твои вещи в ванной. Дверь можешь просто захлопнуть, а я иду спать.

Таня старалась держаться, но голос уже начинал дрожать. Она торопливо дошла до гостиной и закрыла за собой дверь, обреченно падая на диван и начиная плакать, но при этом слушая то, что происходило в прихожей. Таня слышала, как Женя одевался. Слышала, как звенела бляха его ремня. Затем несколько долгих минут в коридоре не было никаких звуков, но эту тишину резко нарушил громкий звук захлопнувшейся входной двери.

Он ушел.