Между нами лёд (СИ)

— Потому что если бы ты считал нужным, то рассказал сам, — вздохнула Таня. — Я знаю, как больно говорить о дорогих людях, которых больше нет.

Громов несколько долгих минут молчал, чувствуя какое-то странное смущение. Возможно, всему виной было похмелье, дарившее Жене букет ранее неизведанных ощущений.

— Откуда тебе знать?

Таня грустно ухмыльнулась.

— Что, Женя, — с толикой злости поинтересовалась она, — ты тоже не всё обо мне знаешь?

Громов раздраженно поджал губы, опуская взгляд на стол. Таня права. Они вообще мало что знают друг о друге. Но одно было фактом: о его прошлом и о его маме Таня даже сейчас знала больше, чем кто-либо другой. Алиса знала лишь то, что мать Жени мертва.

— В тринадцать лет, — внезапно начал Евгений, повергая Таню в легкий шок, — я узнал о том, что у отца есть любовница. И не одна.

Таня нахмурилась, внимательно наблюдая за Громовым и не понимая, как устроен его мозг. Почему когда она просила что-то рассказать — он старательно молчал, а вот когда изобразила, что эта тема ей совершенно не интересна, то он начал откровенничать? Но в любом случае Таня предпочла молчать и слушать. Слишком не хотелось «спугнуть» этот порыв.

— У нас с мамой всегда были очень доверительные отношения, — продолжил Евгений, чувствуя образовавшийся в горле ком. — Знаю, это странно. Я ведь вроде мальчишка, а тут…

— Моим лучшим другом был мой дедушка. Так что я, похоже, тоже странная, — улыбнулась Таня, чувствуя, как на сердце что-то сжалось. Этот человек заменил ей отца, и он воспитывал её до четырнадцати лет, забрав от мамы и отца-алкоголика. Но после его смерти Таня вновь вернулась к родителям. Жизнь с отцом была невыносимой, и это стало последней каплей в принятии решения о том, чтобы уехать в Москву в училище олимпийского резерва.

— Дедушка? — удивился Женя. — Ты никогда о нем ничего не говорила.

— По той же причине, по которой ты не говоришь о своей маме, — вздохнула Таня, опуская взгляд вниз и начиная прокручивать скромное колечко на среднем пальце.

— Он умер? — предположил Громов.

— Да.

Евгений не знал, что сказать. Он смотрел на маленькую Таню, на её растрепанные после сна волосы, на миниатюрный носик, и видел, как по щеке скользнула слеза. Она быстро смахнула её и подняла взгляд на Громова.

— Ты начал рассказывать, — напомнила Таня, — прости, я тебя перебила…

Евгений опустил взгляд на стол, пытаясь снова собраться с мыслями, но теперь это давалось ещё сложнее. К раскалывающейся голове и ноющей душевной боли, которая просыпалась каждый раз, как речь заходила про маму, теперь добавилось искреннее сочувствие Тане, а вместе с этим — интерес. Евгений почувствовал, что этот человек был для неё невероятно важен. И что за её потерей стоит боль не меньшая, чем его собственная. Но чтобы иметь право спрашивать о нем, Жене придется открыться самому. Так будет честно. Так будет правильно.

— Я ввалился к отцу в кабинет, прямо когда у него на коленях сидела очередная девица, — вспомнил Громов, презрительно поморщившись. — Она, конечно, сразу же выбежала, натягивая обратно вниз свою юбку.

— А ты?

— А я стал истерить, что всё расскажу маме, — горько ухмыльнулся Евгений. — На что он махнул рукой и сказал: «иди, говори».

Громов снова замолчал, тяжело вздохнув, а затем провел ладонями по лицу. Таня выжидающе молчала, понимая, что торопить его нельзя. То, что он решил что-то рассказать — уже огромный шаг для него.

— Но я понимал, что это убьет её, Таня, — Евгений поднял на неё взгляд, и её на мгновение передернуло. Глаза Жени блестели не от похмелья, не от простуды. Они блестели от плескавшейся боли. Он искал в Тане поддержку. Она была ему жизненно необходима. Как и сама Таня.

— И это… убило, — Громов снова закрыл лицо ладонями.

— Но она умерла, когда тебе было шестнадцать? — не понимала Таня.

— Я молчал три года, — проговорил себе в ладони Евгений, боясь посмотреть Тане в глаза. Так, как когда-то боялся посмотреть в глаза маме.

— Почему? — Таня ближе наклонилась к нему.

— Потому, что она любила этого ублюдка! — резко огрызнулся Громов, убирая ладони с лица. — Она знала, что его любят женщины. И, возможно, даже подозревала, что он с ними спит, но любила всё равно!

Таня покачала головой, медленно выдыхая и пытаясь переварить услышанное.

— Однажды она снова начала говорить о том, как скучает по нему, когда его нет, — сквозь зубы процедил Громов, вспоминая последний день её жизни, — и я понял, что так больше не может продолжаться. Я всё ей рассказал.

— И о том, что молчал три года?

После этого вопроса Евгений снова надолго замолчал. Это было самое болезненное во всей этой истории.

— Нет, — со звенящей сталью в голосе и отчетливой ненавистью к самому себе ответил он. — Когда отец пришел домой, и мама накинулась на него, он перевел все стрелки на меня, сказав, что я обо всем давно знал и молчал.

Губы Тани шокировано приоткрылись, но затем она всё же поджала их, опуская взгляд на свои колени и понимая, что просто не знает, что на такое ответить. Вряд ли Женя хотел услышать сейчас что-то банальное из разряда «она тебя простила, она тебя любила».