По секрету говоря, я этой главой совсем не довольна, возможно, в один день я перепишу её, но пока пусть будет так. На большее я не способна, а оставить любимых читателей без чего-то светлого в канун праздников мне хочется меньше всего.
Я вас люблю. Мои персонажи тоже.
Всё, кроме любви, вся наша жизнь так далеко.
Я, я - не один, но без Тебя просто никто.
Би-2 - Молитва
— Мама… — одними губами, совсем беззвучно, прошептал Громов, испытывая одновременно и страх, прекрасно осознавая, что его мать мертва, и радость от того, что может её увидеть, и полное непонимание происходящего.
Юлия совсем не изменилась с момента, когда он видел её в последний раз. Она всё так же молода и красива. Разве что теперь она казалась Жене ещё меньше. С шестнадцати лет он вырос примерно на пятнадцать сантиметров и мама, которая и тогда была ниже ростом, теперь была вынуждена смотреть на него, чуть запрокидывая голову. Она как всегда была спокойна, а в серых глазах плескалось счастье, смешанное с долгой тоской и легкой грустью. Она не могла налюбоваться тем, в какого красивого, совсем взрослого мужчину превратился её сын. Хотелось коснуться его. Провести ладонью по волосам так, как она делала, когда он был маленьким. Хотелось обнять… И Громов этот порыв разделял всецело. Он хотел шагнуть навстречу и прижать к себе одного из самых дорогих людей, но по-прежнему не мог пошевелиться. Что-то сковывало все его движения. Он совершенно не мог управлять своим телом, которым владел изумительно.
— Почему я не могу… — растерянно начал он, а затем увидел, как в свете холодного зимнего солнца блеснуло серебряное кольцо. То самое, которое она успела вдеть в ухо, судорожно собираясь в аэропорт.
— Потому, что тебе здесь не место, — Юлия старалась улыбаться, но светлая грусть в глазах не позволяла сделать это искренне. Она была рада видеть сына, но прекрасно понимала, что ничего хорошего в этом нет. И его возлюбленная тоже не должна здесь находиться. Если они и должны были когда-нибудь познакомиться, то точно не так. Не так рано…
— Это похоже на пытку, — хмуро произнес Евгений, отчего-то виновато опуская взгляд вниз — на белый, мягкий снег. — Не могу коснуться тебя, не могу забрать её…
— Ко мне она сейчас ближе чем к тебе, — вздохнула Юлия, с сожалением смотря на сына и понимая, что вторую такую потерю не вынесет даже он.
— Ты можешь что-нибудь… — дрогнувшим голосом начал он.
— Я бессильна, — качнула головой Юлия, виновато смотря на Женю. — Если ты — бог, это не значит, что я тоже…
Громов грустно улыбнулся, понимая, что бессильный Бог это, пожалуй, самый жестокий оксюморон. Подул холодный ветер. Евгений вновь попытался сдвинуться с места, но ничего не получалось. Зимний мороз начинал пробирать его до костей, но ни Юлия, ни Таня, по-прежнему сидевшая в беседке без малейшего движения, этого холода не ощущали.
— Прости себя, — внезапно произнесла его мама, — прости себя, Женя. Ты ни в чем не виноват. Виновата только я.
Евгений напряженно нахмурился, чувствуя, как внутри начинает смешиваться всё то, что он так долго хранил, так долго пытался спрятать. Так долго пытался с этим бороться, но в итоге пронес через половину своей жизни…
— Нет, мама, — Громов запнулся, поджимая губы, будто не веря в то, что у него вновь появилась возможность обратиться к ней вот так, этим самым нежным и важным словом. — Я должен был сказать раньше.
Юлия грустно улыбнулась, наблюдая за тем, как Женя опустил взгляд вниз, чувствуя огромную вину за боль и… за смерть любимого человека. Она протянула к нему руку, желая коснуться его головы, но тонкая ладонь повисла в воздухе. Она могла коснуться его. Могла обнять. Могла. Нельзя. Тонкие бледные пальцы дрогнули, а затем сжались в кулак. Когда Евгений вновь поднял на неё взгляд, рука Юлии повисла вдоль тела.
— Я не должна была оставлять тебя, — борясь с голосом, который начал дрожать, произнесла она. — Но я думала, что справлюсь со всем одна, а затем вернусь к тебе. И всё будет хорошо. Я хотела, чтобы ты не видел меня разбитой… Ты поймешь меня однажды, когда станешь родителем.
Громов болезненно усмехнулся, вспоминая об операции Тани, о которой она умолчала.
— Боюсь, что отцом мне стать не суждено, — проворчал он, на мгновение обернувшись к белой беседке. Юлия, сдерживая смех, дернула плечами. Женя, конечно, вырос, закончил университет, выиграл кучу чемпионатов, но внутри так и остался упрямым мальчишкой.
— Не говори о том, чего не можешь знать наверняка, — предостерегающе, но с любовью проговорила Юлия, загадочно улыбнувшись.
Евгений приоткрыл рот, медленно переваривая услышанное, а затем захотел вновь обернуться к Тане, но мама не дала ему этого сделать.
— Тебе пора, Женя, — быстро проговорила она, — просыпайся.
— Что? — Громов нахмурился, снова и снова пытаясь схватить мамины руки, но тело продолжало не слушаться. Он не хочет уходить. Зачем? Здесь самые родные женщины. Здесь хорошо. Только так чертовски холодно…