Во время раскопок на Старой Нисе, в одном из хозяйственных помещений «южного комплекса», за два года до новонисийской находки, в 1946 г., археологи ЮТАКЭ открыли, правда, хум конца II — начала III в., со следами парфянской надписи на стенке, но из-за плохой сохранности прочесть ее так и не удалось. На этот же раз в руках у М. И. Вязьмитиной был документ с четко различимыми буквами и даже строчками. Документ этот на первый взгляд был несколько необычен, — перед М. И. Вязьмитиной был всего лишь глиняный черепок, кусок стенки большого хума, но на обеих его сторонах виднелась нанесенная черной тушью надпись в 11 строк, и, несмотря на необычный, казалось бы, материал, не было сомнения, что это именно документ. Археологи знают, что документы на черепках — отнюдь не редкость: такие обломки глиняной посуды (по-гречески «острака», ед. число — «остракон»), служили на Древнем Востоке чуть ли не самым обычным материалом для всякого рода хозяйственных документов, ученических упражнений, а то и писем.
Итак, первый парфянский документ в Парфиене был найден. Но нашли его совсем не археологи. Сотрудникам ЮТАКЭ этот остракон принесла 10 сентября 1948 г. багирская колхозница туркменка. Она же привела археологов к месту находки. Оказалось, что остракон найден в южной части нисийской цитадели — арка, там, где, по предположению археологов, находилось какое-то большое административное здание, а может быть, и дворец. Отсюда в течение многих десятков лет багирские крестьяне брали землю для удобрения своих полей. В результате этих-то не рекомендуемых ни в одном из археологических руководств «раскопок» в южной части цитадели Нисы возник огромный разрез культурных слоев. Из его срезов торчали то здесь, то там куски глиняных сосудов, остатки стен, а в одном месте — даже часть комнаты с нишей. Тщательное изучение срезов этого многолетнего «неархеологического раскопа», проведенное сотрудниками ЮТАКЭ, дало в их руки еще пять черепков с парфянскими надписями. К сожалению, все они были найдены не в каком-либо помещении большого дома, а вне его, т. е. уже в древности их выбросили оттуда за ненадобностью. Закладывать здесь специальный раскоп в поисках новых острака было, таким образом, несколько рискованно, тем более что слой с открытыми документами залегал ниже мощных многометровых наслоений. Энтузиазм археологов был, правда, столь силен, что они готовы были своротить горы. Но через неделю после того, как найдены были эти пять острака, разразилось ашхабадское землетрясение, после чего все раскопки ЮТАКЭ, за исключением работ по спасению ритонов, были, понятно, полностью свернуты.
Небольшие разведочные раскопки, произведенные в цитадели Новой Нисы в следующий полевой сезон, не дали новых документов. А между тем в тот же сезон 1949 г. С. А. Вязигин к востоку от «комнаты ритонов» в старой разведывательной траншее подобрал черепок с надписями точно такой же, как открытые годом раньше в Новой Нисе. Когда же, планомерно расширяя площадь раскопок Михрдаткерта, сотрудники ЮТАКЭ добрались до хозяйственных построек, близ которых проходила эта старая разведывательная траншея, новые парфянские документы посыпались как из рога изобилия. Центр открытий парфянских документов переместился, таким образом, из цитадели Новой Нисы в запретный «царский город» Михрдаткерт.
Две с половиной тысячи парфянских документов (рис. 56), найденных при раскопках на городище Старая Ниса, — таков ныне состав того внушительного собрания, которое можно назвать «архивом винного ведомства» Михрдаткерта. Парфянские острака этого архива, как и документы из Новой Нисы, найдены отнюдь не в специальных, предназначенных для них хранилищах. Все они были выброшены и впоследствии использованы совсем не по прямому назначению: эти многочисленные черепки подкладывали под хумы, чтобы придать им большую устойчивость, ими мостили полы и укрепляли основания стен. Текст на некоторых документах был стерт. Многие из острака были повреждены или разбиты. Но обилие найденных документов все же открыло перед исследователями широкие возможности: они смогли многократно проверить правильность чтения ими тех или иных знаков, букв и слов, установить особенности языка и осветить многие вопросы, которые нельзя решить на основе одних лишь чисто археологических материалов. И хотя ныне, при современном уровне развития археологической науки и ее исследовательских методов, вряд ли кто-либо осмелится отстаивать правоту И. Бунина, писавшего:
все же любой археолог согласится, что письменные источники — «письмена» являются важнейшим материалом для изучения исторического прошлого человечества.