Между строк (СИ)

Лэл, бледная настолько, что ее можно было бы принять за мулатку, у которой как минимум мать с отцом были белыми, лежала на своей кровати. Ее лицо было все в испарине, а глаза лихорадочно вращались в глазницах. Это выглядело бы, наверное, очень комично или страшно, вот только Северино было не до смеха, а про страх он давно забыл. Он медленно приблизился к капитанше и вынул у нее из-за пояса тот самый кортик, на котором еще были видны засохшие следы крови Фрэнка — она так и лежала в полном облачении и даже в сапогах.

— Ты говорила, что это мы накликали чуму, — собственный голос испугал Северино, настолько он был хриплым, похожим скорей на карканье воронья ранним утром. — Наступает твой последний час, бестия, и я хочу, чтобы ты знала — если бог и существует, то он наконец взял реванш, избавив свет от тебя. Мы все умрем, и я тоже. Но я буду хохотать, когда увижу тебя в аду, я буду хохотать так, что черти испугаются. Я буду смотреть, как ты мучаешься, и собственные мучения покажутся мне сущим пустяком. А я увижу тебя там, Лэл, будь уверена. Ты разменяла свою вечность, когда притронулась к Фрэнсису. Теперь гори.

Он не кричал — да и не мог бы — не злорадствовал. Просто говорил ей, словно рассказывая сказку. Лэл не могла ему ответить — страшная болезнь пожирала ее изнутри. Но она могла слышать — Северино точно знал, что она слышала и понимала его. Он продолжил.

— Любовь — святая, Лэл, любовь не накличет беды. Это единственное святое, что осталось у людей. То, что случилось — случилось из-за твоей слепоты и жадности. Гори.

Он ударил ее три раза — дважды в живот и один раз в грудь. Он понимал, что прерывает ее муки и дарит легкую смерть, однако чувствовал, что должен сделать это. За Фрэнка. За все, что было — и чего уже никогда не будет. Однако в угасающем взгляде негритянки он прочел только одно — она по-прежнему верила в то, что совершила благое дело, в то, что ей уготовано место в раю, рядом с богом, а мерзким мужеложцам — прямая дорога в преисподнюю… о том, что подобных людей не переубедить, Северино узнал много позже.

Северино вернулся на палубу и буквально упал рядом с телом Фрэнка, обнимая его рукой. Начиналась качка, да и ноги его совсем не держали. “Я просто посплю тут, — подумал он обессиленно. — Скоро все кончится. Посплю рядом…”.

Сон захватил его быстрее, чем в его голову пришла любая другая мысль.

***

Северино с наслаждением закапывался босыми ногами в белый, как снег, песок. Рядом шумел прибой, ласковое солнце пригревало его плечи и голову. Спиной он чувствовал тепло тела Фрэнка, обнимавшего его под руки. Его бедра обхватывали бедра Северино — они любили вот так сидеть и молчать.

— Мне приснился ужасный сон, — Северино погладил ладони Фрэнсиса. — Действительно кошмарный. Будто бы на наш корабль пробралась чума, и…

— Спой мне что-нибудь, — попросил Фрэнсис, не дослушав. — Пожалуйста, спой.

Северино любил петь для любимого человека. У него был неплохой голос и он инстинктивно чувствовал ноты. Северино закрыл глаза, облокачиваясь на Фрэнка полностью, запрокидывая голову ему на плечо, и тихонько начал:

— Greensleeves was all my joy

Greensleeves was my delight,

Greensleeves was my heart of gold,

And who but my lady greensleeves…

Фрэнк блаженно выдохнул. Северино промычал дальнейший мотив, затем улыбнулся и открыл глаза. Он хотел поцеловать священника, но тот вздрогнул и прошептал:

— Не оборачивайся.

— Что? Что-то не так? — непонимающе спросил Северино. Естественно, ему тут же захотелось обернуться.

— Нет, не оборачивайся, — голос Фрэнка буквально сочился каким-то первобытным страхом. — Пожалуйста!

— Что происходит?

Северино почувствовал прикосновение щеки Фрэнка к своей щеки, но почему-то все еще не мог его увидеть. И щека священника была влажной.

— Фрэнк ты плачешь? Да что случилось, черт возьми? — Северино захотел вырваться, но обычно слабый Фрэнсис держал его так крепко, что сделать это не представлялось возможным.

— Не оборачивайся, не смотри на меня — шепот странно таял, точно Фрэнк удалялся.

Щека его была уже не просто влажной — она была мокрой, и Северино овладело странное ощущение падения в глубокий колодец без начала и конца. Он закашлялся и проснулся.

Морская вода, перехлестывающая через фальшборт, затекла ему в нос и глаза. Его рука все еще покоилась на груди Фрэнка, тело которого успело остыть, сравнясь с водой, потоки которой свободно гуляли по палубе. Небо темнело, и он уже не мог отличить его воды. Их бедный корабль словно попал в какой-то единый черно-синий туман, из которого не было выхода. Словно щепку, их мотало из стороны в сторону.

Северино с трудом встал на ноги и, держась за стоящую рядом бочку, чтобы не упасть, хрипло крикнул:

— Викинг? Бородач? Криволапый? Эй, есть тут хоть кто-нибудь живой?

Он продолжал надрывать глотку, выкрикивая имена пиратов, понимая, что все тщетно, и он, похоже, остался совершенно один. Все умерли… ему отчаянно хотелось услышать хоть какой-то живой голос, пусть это даже будет Лэл. Прогремел гром, заглушая Северино — природа разбушевалась не на шутку.