Последнее оказалось занятием столь же “простым”, сколь гребля в штиль. Святоша обладал удивительным талантом не обращать на что-то (или, как в случае Северино, на кого-то) внимания, если он не хотел этого, так красиво и лаконично, что Делавар начал поневоле восхищаться этим изяществом. Однако ситуация бесила его все больше. По природе обладая огненным нравом, который с трудом мог скрыть лед черных глаз, он испытывал весьма сложные чувства по отношению к священнику. Зачем кому бы то ни было спасать жизнь незнакомому человеку, а потом еще и молчать?
Однако сейчас Северино беспокоило совсем другое. Воспитанный в христианской семье, он очень не любил издевательства над мертвыми. Капитана необходимо снять и, если уж не похоронить по-человечески, то хотя бы просто предать его бренное тело океану. Он достаточно пострадал перед смертью, чтобы продолжать мучиться и после нее.
Миссия не виделась простой. Назвать Делавара для команды “своим” в полной мере было нельзя — оружия ему в руки не давали, одного практически не оставляли, обязательно так или иначе присматривая за ним. Возможно, что именно последний факт и влиял на то, что Святоша категорически не хотел с ним разговаривать да и вообще старался держаться на приличном расстоянии. По крайней мере, Северино было приятно так думать, потому что это вносило хоть какую-то логику в поведение священника.
— Не пора ли его снять? — указывая на труп, Северино обернулся к Лэл.
— Нет, — коротко и по обыкновению властно ответила та.
— А я думаю… - начал Делавар с нажимом, но Лэл не дала ему закончить, гаркнув:
— Никого не интересует, что ты думаешь, запомни это! Ты будешь делать так, как хочу я — ты и все остальные чертовы свиньи, которых я собирала по морям, словно зоопарк! — она махнула рукой в сторону занятых своим делом пиратов.
Хотя, сказать, что они сейчас на самом деле занимались чем-то важным было бы ложью. Команда замерла, внимательно наблюдая за разговором. Лэл метнула в их сторону грозный взгляд, и мужчины разом принялись изображать бурную деятельность. Как заметил Северино, все очень боялись гнева капитанши и старались лишний раз не привлекать к себе ее внимание.
Боялись, но при этом уважали и даже любили. Одна женщина, будь она сто раз капитаном и морской дьяволицей, не выдержала бы бунта на корабле. Бунт, однако, как успел разнюхать Северино, можно было считать задачей невозможной — Лэл едва ли не боготворили. Причины такой верности оставались для Северино тайной, однако у него зрела догадка, что Лэл инстинктивно подбирала в свою команду только определенных людей — рабов в душе, лижущих хозяйские руки, даже если они держат плеть. Некоторым людям просто необходимо подчиняться кому-то — в этом они видят свое высшее счастье.
И может, не зря капитанша хотела пустить Северино кровь еще в первый день. Потому что он-то как раз таким не был — отнюдь, его бунтарская натура проявлялась в каждом жесте, в каждом слове.
— …что его пора снять, — максимально спокойно и холодно договорил Северино.
— Только попробуй, - угрожающе прошипела капитанша. От ярости ее лицо побледнело, что было заметно даже на черной коже.
Северино молчаливым и быстрым жестом вытащил из ножен на ее поясе кривой нож, так что Лэл не успела опомниться. Взяв его в зубы, Делавар начал резво взбираться по вантам. Пираты посмотрели на свою капитаншу, как бы ожидая от нее сигнала к атаке, но та лишь покачала головой. Ее темные губы сжались в тонкую линию, она приложила широкую ладонь ко лбу козырьком, наблюдая за Северино, словно решая что-то. Тот, тем временем, достиг рея и, крикнув команде: “Heads up!**”, перерезал веревку. Труп упал на палубу, отозвавшись неприятным шлепком и хрустом истлевших под палящими лучами солнца костей.
Вновь взяв нож в зубы, как это обычно делали моряки, Северино схватился за канат и, проскользив по нему, спустился вниз. Едва его сапоги коснулись досок палубы, он распрямился и был встречен молчаливыми взглядами команды, уже даже не пытающейся изображать свою занятость. Вокруг них с Лэл образовалось плотное кольцо из пиратов, а воздух, казалось, сгустился от напряжения.
Северино, не говоря ни слова, и не показывая страха или сомнения, прошагал прямо к капитанше и убрал нож обратно в ножны. Отступать было поздно, да и уже невозможно. Северино со своим невыносимым характером не очень-то хорошо это и умел — отступать, всегда находя более простым путь “до самого конца”. Каким бы он ни был.
— Я убивала и за меньшее, — тихо просвистела морская дьяволица, делая шаг к нему, оказываясь совсем близко. — Ты наверное, думаешь, ты какой-то особенный, думаешь, тебе все сойдет с рук? Твои глаза, Делавар, твой дерзкий взгляд… Ты считаешь, что только потому, что ты умеешь снимать скальпы, я тебя пощажу?
— Я не умею снимать скальпы, — огрызнулся Северино, с трудом сдерживаясь, чтобы не полыхнуть в полную силу. — И я испанец, а не делавар.