Между строк (СИ)

Северино совершенно не хотел пить. Если начистоту, то все, чего он хотел на данный момент — забрать свою библию и уйти. Но все было не так-то просто. Они находились в шумном месте, и взять книгу силой бы не получилось. Значит, придется как-то убедить циркача отдать ее.

“Интересно, он узнал меня?” — думал капитан. В городе его фигура была достаточно известна, учитывая приметную внешность, поэтому Северино бы не удивился, если бы выяснилось, что Куэрда заочно с ним знаком. “Надеюсь, что нет…” — капитан набрал воздух в легкие и, наконец, перешел к делу.

— Сеньор Куэрда

Он придал своему голосу уважение, и даже чуть склонил голову, слегка покачивая бокалом с вином. Одновременно с этим он постарался выглядеть как можно спокойнее, точно он лишь выполнял свой долг и никак не был заинтересован в книге.

— Меня зовут капитан Мойя, я начальник городской стражи. Прошу прощения, если напугал вас там, на площади, я многих пугаю, — он коротко усмехнулся. — Я здесь по делу. Сегодня вечером мне поступила жалоба — человек, чье имя для вас не так важно, потерял одну ценную вещь. Это небольшая библия в кожаной обложке. Кто станет искать обычную книгу, скажете вы, но это не просто книга — это, — он чуть запнулся и произнес максимально торжественно: — святая библия. Как примерный христианин, я счел своим долгом поискать ее. Книга была утеряна сегодня днем на площади, когда тот самый сеньор смотрел ваше представление. Я счел, что вы можете что-то знать об этом… и не ошибся. Она ведь у вас.

Это был не вопрос, а утверждение. Северино пронизывающе посмотрел Куэрде в глаза, стараясь одновременно не показывать своего смущения от столь откровенной и наглой лжи. Если Куэрда привык хоть немного копать глубже, он увидит, что вся эта стройная история шита белыми нитками. Капитан стражи — и вдруг бросается искать какую-то книгу, будь она хоть трижды библия? Однако это была единственная история, пришедшая на измученный эмоциями ум Северино в данный момент.

“Ладно, — утешил он себя, — всегда можно заплатить ему столько, что он и думать забудет о библии, даже если и читал ее содержимое”. Капитан прекрасно знал разгулы и масштабы взяточничества среди стражников. Как обычно, будучи белой вороной с обостренным чувством правды и справедливости всегда и везде, он пытался бороться с этой формой коррупции, насколько мог, но его попытки были лишь каплей в море. Он не смог бы вспомнить, когда он брал взятку и брал ли он ее когда-то вообще, однако сейчас он был готов предложить этому парнишке, с большой вероятностью даже не понимающему, что происходит, все — свое жалованье, старинные материны украшения, свое тело и душу, лишь бы снова ощутить приятное тепло страниц под своими пальцами. Честь стражника отступала перед страхом потерять последние напоминание о Фрэнсисе навсегда.

***

Кабак встретил привычной атмосферой, Коста нырнул туда, как в бурлящее тёплое вечернее море и отдался весёлой неустанной игре волн. Улыбаясь и вертя головой во все стороны, канатоходец продвинулся к свободному столику, чувствуя спиной, что незнакомец благоразумно последовал его примеру. Впрочем, незнакомцем он оставался недолго. Наполнив, скорее всего, не очень качественным, но привычным Куэрде вином бокалы, тот представился.

Флавио никогда не встречался с начальником городской стражи, слава богам не довелось ни при приятных, ни, тем более, при неблагоприятных обстоятельствах. Но прекрасно был наслышан про его несгибаемый нрав и требовательный характер. Слухи ходили и о том, что капитан обладает двумя бесценными, но бесполезными вещами, а именно: железными яйцами и мраморным сердцем. Ни то, ни другое никогда не интересовало Косту, а сейчас, пока сеньор Мойя вещал историю обстоятельств, приведших его к этому моменту, канатоходец, внимательно слушая, разглядывал визави и рассуждал.

Высокий, крепкий и как будто бы цепко держащийся ногами за пол, как это неосознанно делают бывшие моряки, мужчина всем своим видом должен был внушать уверенность в завтрашнем дне. Седина ему шла, она не добавляла ни возраста, ни солидности, зато одаривала ощутимой вескостью. Высокие скулы, кажущийся в неярком свете бездонным уголь радужки глаз, тонкая, словно осуждающе пренебрежительно изгибающаяся линия губ, нос явно сломан и шрам, который настолько в первый момент приковывал взгляд, что Флав несколько раз прогулялся по его дуге от скулы к скуле и обратно.