Странно ли было то, что капитан городской стражи взялся за поиски «чудо-библии»? Да, странно и эта странность не укрылась от Косты. Можно было списать такое рвение на то, что жалующийся на собственную потерю, был не просто сеньором, чьё имя Куэрде не нужно было знать, а хороший знакомый сеньора. Это объясняло бы, почему сам начальник стражи отправился на поиски священного писания. Но совершенно не вязалось с содержимым, потому что сам Флав, если бы даже и потерял такую вещь, будь он трижды приятелем слуги закона, ни за что не обратился бы с подобной просьбой, а наверняка, отправился на поиски сам. Ведь существует вероятность, что капитан, усомнившись в священности, или желающий убедиться в исключительности писания, непременно заглянет внутрь. Неужели вера в честность этого сеньора столь велика? Возможно.
Был ещё вариант. Проситель и есть тот, второй, то есть, согрешивший непутёвый падре, желающий быть не узнанным и отгородившимся от этой истории. Но в тех отрывках, которые уломал перевести Мариньё Флав, не было названо никаких имён. «Чего святоша тогда опасается? Потерял и потерял. Возьми новую и строчи дальше».
Куэрда не был дураком, хотя часто выглядел легкомысленным и даже старался поддерживать такое мнение о себе, полагая, что жить так удобней. Флав пил, слушал, смотрел и думал, а библия, так славно пригревшаяся за пазухой, проникала похотливым ядом под кожу.
«Отдать?».
Любопытство не давало покоя. Значит ли это, что второй грехопаденец тоже знаком начальнику городской стражи, а возможно, это сам капитан собственной персоной!
Куэрда кивнул, как бы невзначай дотронулся ладонью до места, где скрывалась книга.
— Хорошо, сеньор Мойя, — он пригубил вина, — я тоже считаю себя примерным христианином и поэтому помочь ближнему сочту в радость, — он улыбнулся и положил ладони на стол перед собой. - Думаю, такое благое дело, как возвращение священной книги её владельцу, которая, бессомнено, дорога ему, как и каждому христианину, слово божье, зачтётся на небесах, — он заглянул своим коньячным взглядом в черноту воронова крыла, — поэтому, я сам хотел бы совершить сей благостный поступок. Сведите меня, пожалуйста, с сим сеньором, чтобы я мог возрадоваться и добавить на весы кроху, которая в нужный момент, возможно, перевесит груз моих грехов в праведную сторону.
Витиеватая речь полилась, словно молочная река и обволакивала, как кисель, вот только в конце, взгляд, коим гладил собутыльника Коста, стал цепким, гвоздящим к месту.
***
Да, рассчитывать на глупость и невнимательность циркача оказалось глупо. “Стоило его напоить, прежде чем спрашивать”, - запоздало подумал Северино, вновь и вновь проводя взглядом по худощавой гибкой фигуре. Он вспоминал, как когда-то очень-очень давно старый кок одного из судов объяснял ему, почему самого Северино, всегда бывшего крупнее многих своих сверстников, не “торкает” с обычной дозы. Он рассказывал, что будто бы количество спиртного имеет прямое отношение к массе тела. Если это было правдой, то вряд ли Куэрде потребовалось бы много — ну сколько он мог весить? Капитану казалось, он с легкостью бы перекинул циркача через плечо, проходил с ним полдня и даже не заметил бы этого.
Так или иначе, а момент был упущен. Задним умом Северино по привычке был крепок, а вот с актуальной хитростью всегда были проблемы. Да и с хитростью вообще как таковой, если быть окончательно точным.
Нет, нет, идиотскую историю мог бы проглотить кто угодно, но только не этот, похоже, чересчур смышленый парень. “Читал или не читал? Понял или не понял?” — изводил себя капитан, пытаясь пронзить пространство и найти ответ в глубине красивых каре-медовых глаз, смотревших в его собственные глаза с неприкрытой насмешкой.
Чтобы выиграть немного времени на выверенный ответ, капитан отпил вина из своего бокала снова и, заметив, что бокал собеседника уже полупустой, снова наполнил оба до краев… или, точнее, не доходя пальца до края, как учили на корабле — чтобы не разлить. Подобных привычек он давно за собой не замечал, потому как они стали частью его натуры.
Итак, ложь провалилась. Что там следовало за ней в прискорбно короткой очереди идей? Кажется, угрозы?
— Вы говорите, как заклятый грешник, — наконец, усмехнулся Северино. — Я, конечно, не святой отец, чтобы исповедовать вас, однако если мы вспомним Десять Заповедей, несложно будет увидеть, как сильно они перекликаются с законами Испании, которым и я, и, надеюсь, вы, подчиняемся, — он сделал паузу и продекламировал: — “не убивай, не кради, не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего”. Как видите, как минимум три из них напрямую касаются меня, — дальнейшее было произнесено с мягкой, почти отеческой и уж точно никак не соответствующей “Стальному Мойе” улыбкой: — Так что если у вас есть, что сказать о грузе ваших собственных грехов… я внимательно слушаю. Как вы знаете, пришедшего лично с повинным ждет наказание куда более мягкое, чем того, кто скрывается от закона.