Между строк (СИ)

В такие моменты капитан мог легко не рассчитать силу — понаставить любовницу синяков или войти слишком грубо — но сдерживаться сил не было никаких. Он перевернулся на спину, взгромождая Флава на себя. Его пальцы вошли в тело Куэрды, немного растягивая его и подготавливая к сексу. Подушечкой среднего пальца он нашел выход простаты и принялся ласкать его, даря любовнику удовольствие, вымучивая из него стоны похоти и желания.

Надолго, однако, его не хватило, и вот он уже направляет член внутрь тела Флава, мучительно выдыхая, едва оказываясь внутри. Руками он провел по красиво выраженной талии канатоходца вниз, до разведенных членом ягодиц к бедрам и, наконец, снова вверх, к его органу, который упругим, горячим возбуждающим и возбужденным стволом чувствовался в ладони. Северино принялся ласкать его одной рукой, другой продолжая скользить по восхитительному телу Куэрды. Он прогибался в пояснице, стараясь войти как можно глубже, выстанывая из себя какой-то бред, в основном состоящий из различных вариаций фразы «я хочу тебя».

========== Часть 5 ==========

***

Что-что, а брать Мойя умел. Не давая заигрываться, как раз на самом пиковом моменте тягучих ласк, Коста оказался сверху. Заботливо и торопливо, как радивая хозяйка перед самым приходом знатных гостей, капитан навёл должный порядок, одним, вернее несколькими сладостными проникновениями пальцев, так ловко заставлявшими тело канатоходца вздрагивать, не столько от действа, сколько от осознания дальнейшего и щемящего чувства заботы, которое проявляют не чужие друг другу люди.

Выстанывая в голос получаемое удовольствие Флав совершенно не заботился о том, что его услышит ещё кто-то кроме любовника. Канатоходец не привык сдерживаться, когда ему было так хорошо. Куэрде казалось, что капитан успевает быть везде. Его не знающие устали руки выглаживали, мяли, защипывали, были ласковыми, настойчивыми, ненасытными.

Коста, жадный до чужого тела и особенно эмоций, захлёбывался в потоке, открывавшемся для него. Горячка страстного соития захлестнула с головой, заставляя прогибаться под каждым толчком, вымазывая капитанскую руку обильным соком. Флав поплыл, то прижимаясь, чтобы обнять и жадно вкусить влагу рта любовника, вылизывая мягкий шёлк щеки, заигрывая с языком, пробегая по кромке зубов, зацеловывая губы до саднящего чувства, затягивая поцелуи, пока хватало дыхания. То, выгибаясь всем телом, чтобы дать амплитуду и глубже вобрать в себя член любовника, пока пальцы безотчётно разгуливают по его телу, прочерчивая влажные от пота дорожки от плеч до танцующей на собственном стволе чужой руки.

Фоновой музыкой не столько фразы и их смысл, сколько голос, добавляющий терпкости в секс, как излюбленный капитаном табак, лёгкой горечи послевкусия в каждый поцелуй.

Влажно, жёстко, глубоко — так, как желал несколько минут назад. Сочно, неистово, с оттяжкой — так, как любил всегда. До дрожи, на грани той, приносящей удовольствие, лёгкой боли, смачно — так, как отдаются и отдают, только тем к кому не равнодушны.

Натянутой звенящей струной встретил канатоходец первую волну оргазма, прокатившую по телу столь бурно, что зажмурился и сомкнул в тонкую линию губы, пропуская глухой, протяжный стон сквозь их преграду. И оплавился горячим воском последующих оргазменных судорог, выплёскивая на живот любовника белёсое семя и ритмично дёргая мышцами ануса, пульсируя по вспученным венам капитанского члена, выталкивающего из тела острые всполохи оргазма, растекающиеся тут же липким туманом по каждой клеточке.

И солнечные зайчики на стене напротив в бешеном танце утра, и лёгкий бриз с моря, оттеняемый солью и глухими птичьими трелями,и грубые доски кроватной спинки, и глиняный бок шершавого кувшина на подоконнике, и резные тени старого вяза по половым доскам – всё смазывается под широкой малярной кистью ослепляющего удовольствия. Так, что на пару секунд, кажущихся растянутых во времени, перестаёт биться сердце, останавливается кровь в жилах, замирает воздух в лёгких. Пара тройка секунд на этом неистовом пике лукообразной дуги позвоночника, остро вскинутого кадыка, с силой продавливаемых лунках краешков ногтей на ладонях и каменных бёдер, прежде чем Флав опадает, выхватывая ртом воздух и скользя скулой по влажной груди капитана под неистовый стук сердца в ушах.

— Сев, — шепчет одними губами беззвучно. — Севэро, — добавляя сипения, — Северино, — хрипло и мягко.

Губы мажут по колючей скуле, собирают влагу с виска, пропитывают ей кончик языка, тычутся в крылья носа, пока не успокаиваются в мякоти себе подобных. Коста не целует, просто прижимается, отдыхает, восстанавливает дыхание и ждёт, когда ватные мышцы бёдер придут в норму, чтобы можно было подняться.