К обеду Северино услышал примерно такие разговоры среди парней. По-видимому, его неадекватность была куда более заметна, чем он того желал. Разозлившись на себя, он пошел на задний двор — успокоить себя табаком. Набив трубку, он вдруг вспомнил одну очень важную вещь.
Он забыл книгу. Да-да, ту самую библию, из-за которой и начался весь сыр-бор. Щемящее чувство досады заполнило его, отдаваясь фантомной болью в груди. Противоречия голодными псами рвали его душу на куски. С одной стороны — невозможно отрицать то теплое чувство, с которым Северино ожидал новой встречи с Куэрдой, когда бы она ни состоялась, с другой же… неужели он предаст память своего возлюбленного?
Была и третья сторона вопроса, конечно же. Любить мертвеца безопасно, он не сможет отвергнуть тебя, потому что существует лишь в твоем воображении. А что такое любить живого человека, капитан успел забыть, в принципе сомневаясь, что способен любить кого бы то ни было. Да и так ли уж он нужен этому самому живому человеку? К чему такому любвеобильному и красивому парню любовник с непростым прошлым, кучей старых ран и специфической внешностью?
Терзаемый вопросами, ответов на которые в ближайшее время найти не предполагалось, Северино вернулся на рабочее место и попытался абстрагироваться от этих мыслей, однако это было не так-то просто. Его постоянно тянуло на площадь, хоть он и помнил наказ Флава не светиться лишний раз. Одновременно с этим он ненавидел себя за это желание, за разливающееся по телу тепло при воспоминаниях о канатоходце, за восторженное и сладкое чувство, отдающееся покалыванием в губах и кончиках пальцев при мыслях об их ночи, проведенной вместе.
Не в силах усидеть на месте, капитан вышел пройтись по улицам города, несколько раз проходя мимо площади, но не приближаясь даже настолько, чтобы увидеть, стоит ли там цирковая сцена или нет. Потому что если бы он подошел еще хотя бы на шаг, он бы непременно не сдержался и побежал искать Флава.
Зачем — вот вопрос, терзавший его весь день. Зачем он хотел увидеть канатоходца вновь? Чтобы, как и полагается, сказать ему, что им не стоит видеться или все же чтобы вновь попасть, как беспомощное насекомое, в тягучую карамель его взгляда, глядя на него, чтобы сгорать от желания, целуя его, чтобы урывками ловить воздух, овладевая его телом?
Весь день над городом висела мрачная туча, обещавшая затяжной дождь, и вот, к вечеру, как раз когда капитан вернулся со своей небольшой прогулки, небеса прорвало. Капли застучали по крыше и в окно, на улице похолодало. Северино поежился и зевнул — скоро уже надо будет идти домой…
— …Йо-хо-хо! — подхватила толпа, когда Делавар, выпив ром залпом, с силой стукнул кружкой об обшарпанный деревянный стол.
— Ну и ну, — воскликнул Глазастый. — Викинга перепил! А у самого-то — ни в одном глазу!
Пираты, среди которых были и команды других кораблей, остановившихся в пиратской точке, одобрительно загудели. Упомянутый Викинг лежал на столе лицом вниз. Однако Глазастый был не прав — у Северино не то что в одном глазу, у него уже в двух двоилось и троилось. И, хотя он по-прежнему трезво соображал, тело его уже слушалось плохо — типичная реакция на опьянение.
Пираты загомонили, пытаясь распинать Викинга, чтобы продолжить соревнование, но бесполезно. Кто-то выкрикнул:
— Вот Лэл молодец, что Делавара не убила!
— Святошу благодари, это он его шкуру спас, — мрачно оборвал его другой.
— Да как его благодарить-то? Он ведь пробку понюхает — и готов.
Публика таверны, без малого вся собравшаяся поглазеть на алкогольную гонку, громогласно заржала — упомянутый ими Святоша сидел, откинувшись на спинку стула.
— Этот, похоже, даже до корабля не дойдет, — предположил кто-то.
Северино собрал со стола выигранные монеты (иначе какой смысл пить на спор, если не за деньги?) и сказал:
— Я его отведу.
Опасно покачнувшись и тем самым заставив зевак затаить дыхание, он все же не без труда выправился, сделал пару шагов навстречу Фрэнку и поднял его, устроив его руку на своем плече, а сам обхватив его за талию. Подойдя таким образом к хозяину заведения, он расплатился только что выигранными деньгами и заказал комнату, мотивировав это тем, что «святой отец не дойдет сам». Трактирщик, привыкший к разному, флегматично протянул ключи. Дело было шито-крыто, пираты даже не заметили, что Делавар повел Святошу наверх, а те, что заметили, все равно ничего бы не заподозрили. Помочь перепившему товарищу — это ведь святое дело даже для пиратов, тем более, если этот товарищ принадлежит к духовенству.
— Блевать будем? — деловито осведомился Северино, когда они поднимались по лестнице. Свободной рукой он держал свечу, которая капала горячим воском, нещадно обжигая ему пальцы.
— Я в порядке, — священник с улыбкой распрямился и совершенно трезво посмотрел на возлюбленного.
— Ах ты хитрый, — рассмеялся Северино, — а я почти поверил.
— Главное, что поверили они, — Фрэнк пожал плечами и сам повел Делавара наверх — теперь стало очевидно, кто из них действительно держится на ногах.