Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко

Да, Таня была внучкой знаменитого харьковского купца Юма. С его помощью был запущен водопровод в центральной части города. Проложил он улицы Бассейную и ту, которую назвали Юмовской. И построил дом для своей семьи на Немецкой улице – так тогда называлась Пушкинская. Ещё в самом начале девятнадцатого века Городская дума пригласила лучших иностранных мастеров разных профессий и выделила им эту территорию для заселения. Приезжали иностранцы семьями, большинство были как раз немцами, вот улица и получила своё название. Это потом уже, к столетию поэта, она переименовалась в Пушкинскую… До революции семья Рёсслеров занимала весь особняк – очень красивый, с высоким парадным крыльцом, четырёхэтажный, окна на мансарде обвиты лепным орнаментом с чудесными женскими головками.

Елена издали поняла, что Таня дома. Светилось окно на втором этаже – там теперь была её комната. Когда особняк заселяли, первый этаж отдали под редакцию какой-то газеты, на три верхних сделали отдельную лестницу. Тане было позволено самой выбрать себе комнату, она и выбрала эту – на втором этаже.

Здесь подруги всегда пили кофе. Таня прокрутила в ручной кофемельнице зёрна, заварила крепкий напиток, разлила в чашечки фарфорового сервиза. Лена принесла коробку конфет – зефир в шоколаде, они сидели за столом, болтали. В музыкальной школе уже начались каникулы, но Елена ещё должна немного поработать с двумя учениками, подготовить их к конкурсу юных пианистов в Киеве. А потом – свободна.

– Володя давно просит съездить в Ленинград. Не знаю, сможет ли Митя, так хотелось бы вместе. Но даже если и нет, поедем вдвоём. Как раз время белых ночей. Покажу ему Петерштадт и Китайский дворец, Петергоф с фонтанами, Екатерининский дворец и Александровский парк.

– Я тоже, Леночка, так давно не была и в Ораниенбауме, и в Петергофе, и в Царском Селе. Господи, как хочется поехать с вами! Но у меня – занятия, да ещё и студентов прибавилось. Только в августе отпустят.

– Таня. – Елена чуть отодвинула чашку, посмотрела на подругу серьёзно. – Людмила Илларионовна скучает по тебе, давно не видела.

Таня тут же обрадовалась, всплеснула руками.

– Ой, я с удовольствием! Так люблю у вас бывать. Хоть завтра приду!

– Да, – кивнула Елена. – Именно завтра. Потому что ещё… Митя тоже хочет тебя видеть. Поговорить об одном деле. Знаю, будет просить тебя помочь…

У Тани округлились глаза, и от этого искреннего удивления её лицо стало совершенно молодым, даже детским. Елена не удержалась, улыбнулась, а Таня вдруг воскликнула:

– Я догадалась, Леночка, догадалась! – Тут же зажала себе рот ладонью и быстро заговорила, теперь почти шёпотом. – Это из-за нового студента! Такой угрюмый, нелюдимый, я сразу подумала, что он не похож на других. Он финн, коммунист, а в Финляндии компартия ведь запрещена. Вот этот Арво в тюрьме там сидел, а теперь сюда приехал. У нас знатоков финского языка нет, но он хорошо говорит по-немецки, вот его ко мне и определили. У меня от него мурашки по коже, взгляд такой тяжёлый. Это из-за него? Он не тот, за кого себя выдаёт?

– Танечка, ты всегда была слишком мнительной, и фантазёрка… Но знаешь, почти догадалась. – Лена даже удивилась, насколько Таня попала близко к цели. В объекте ошиблась. – Только я тебе не стану ничего говорить. Это Митина компетенция, от него всё узнаешь. Завтра. Да, вот ещё что… На этом разговоре будет один человек, тоже тебе знакомый. Николай Кожевников.

– Да? – Таня помолчала, потом растерянно призналась. – Леночка, я его побаиваюсь.

– Это ещё почему? – Лена даже рассмеялась. – Ты и видела-то его у нас мельком, почти не говорила.

Это в самом деле было так. Кожевников любил бывать у своих друзей, но получалось это не часто. Долгие поездки, напряжённая работа… За все годы раза три или четыре он пересёкся с Татьяной в гостях у Петрусенко и Кандауровых. И каждый раз Таня, испытывая неловкость, торопилась уйти. Она знала: обстоятельства гибели Саши Петрусенко напрямую связаны со спасением Кожевникова. Потому боялась даже встретиться взглядом с этим человеком: вдруг ему увидится в её глазах укор. Да и просто он её смущал. И теперь она растерянно смотрела на подругу, качая головой:

– Я не знаю почему… Он такой серьёзный, такой взрослый. Не смейся! Я знаю, мы тоже не девочки, но Кожевников… он ответственный работник.

Лена с улыбкой смотрела на Таню, у которой полыхали щёки.

– Танечка, – воскликнула с весёлым удивлением. – Коля моложе меня. И всего на четыре года старше тебя.

– Разве?

Таня смущённо пожала плечами, улыбнулась.

– Он к тебе чудесно относится. Да, да, – кивнула Елена. – Он знает, как ты любила Сашу, он и сам его любил. Знаешь, последний раз, когда вы у нас встретились, и ты ушла, Коля сказал: «Такая чудесная, красивая женщина. Как жаль…»

– Он пожалел меня, потому что я одна?

– Ты знаешь, – Елена смотрела на подругу задумчиво, – мне показалось, что он хотел сказать: «Как жаль, что она ушла, что мы с ней так толком и не знакомы».

– Это твоя фантазия!