Между жертвенником и камнем. Гость из Кессарии

Оживился император, только когда к нему подошла нарядно одетая женщина лет сорока с грудным ребенком на руках. Словно очнувшись, он начал расспрашивать ее о чем-то, заглядывая в полное лицо с грубоватыми, почти мужскими чертами.

Потом протянул руки и, приняв младенца, стал умильно забавляться с ним, бормоча:

- Какая у меня дочка! Вся в отца... Ах, какие у нее славные ручонки, так и норовит вцепиться мне в нос своими коготками!

- Между прочим, - подала голос Цезония, оказавшаяся к удивлению Андромена женой Калигулы, несмотря на разницу в добрых пятнадцать лет, - вчера вечером она выцарапала у няньки глазик, и он вытек, как белок из яйца!

- Слыхали? Моя кровь! - подскочил на ложе император и с жаром поцеловал сначала дочь, а потом - Цезонию.

- Это самый прекрасный ребенок, который когда-либо появлялся на свет! – воскликнул Вителлий-старший, и младший, не переставая жевать, торопливо добавил:

- Прекрасной матери - прекраснейшая дочь!

- Само совершенство! -заахал Аррий Альбин.

Калигула нахмурился» побагровел и, уже не глядя на дочь, вернул ребенка жене. Если бы не проворные руки Цезонии, хорошо изучившей нрав своего мужа, младенец неминуемо упал бы на пол.

Андромен понял, что императору не нравится, когда при нем хвалят даже собственную дочь.

«Не в этом ли непомерном тщеславии находит выход его болезнь?» - подумал он и вздрогнул от громких криков сенаторов, которые принялись исправлять свою оплошность,  перебивая друг друга:

- Да разве может, кто в мире соперничать с нашим Цезарем?

- Как Юпитер, ты можешь сравнивать себя только с самим собою!

- Ты наша надежда!

- Наше будущее!

- Наш царь!..

- Нет! - внезапно выкрикнул Марк Лепид, Андромен бросил невольно взгляд на своего соседа слева, потом - на Калигулу.

По лицу императора пробежала судорога. Губы его скривились, шея напряглась. Он хищно пригнулся и так застыл, не сводя немигающих глаз со своего родственника, словно орел, готовый броситься на неосторожную дичь.

Гости переглянулись между собой с нескрываемым изумлением.

Лепид обвел их презрительным взглядом и сказал, обращаясь уже к одному Калигуле:

- Разве можно обращаться к нашему Цезарю с титулом, который носят сотни базилевсов и прочих жалких царьков?! Он выше этого титула! Он возвысился выше всех принцепсов и царей!

Ничего не понимая, Андромен покосился на сенатора, который совсем недавно проклинал Калигулу. Словно ни в чем не бывало, Марк Лепид вновь удобно устроился на ложе и почтительно приложил к губам кубок, посланный ему, как награду, с императорского стола.

- Ты что, с ума сошел, так прославлять его? – услышал Андромен возмущенный шепот Гетулика, - А что мне оставалось делать? - тоже шепотом отозвался Лепид. - Иначе бы он и впрямь решил напялить на свою квадратную голову царскую диадему!

Пир продолжался. Но гости не столько ели и пили, сколько восторгались своим императором, восхваляя его неслыханную щедрость в организации всенародных угощений и зрелищ для римской публики, приписывая ему столько добродетелей, сколько не было присуще, пожалуй, еще ни одному смертному.

Больше всех по-прежнему старались Вителлий и Альбин. Наконец, отмахнувшись от них, точно от надоедливых мух, император без особого интереса спросил просиявшего от радости Альбина:

- Как тебе жилось в ссылке? Чем ты там занимался?

- О, величайший! - воскликнул старик, спускаясь с ложи и падая на колени: - Я неустанно молил богов, чтобы Тиберий умер, и ты поскорее стал императором!

Калигула с неожиданным любопытством посмотрел на него.

- Молил, говоришь? - отрывисто переспросил он и, вцепившись в спинку ложа 51 побелевшими пальцами, что они побелели, прошипел: - Херея!

- Здесь я! - отозвался встревоженный голос, и Андромен увидел, как к. императору подбежал пожилой трибун преторианской когорты.

Калигула поманил его к себе пальцем и когда тот наклонил ухо к самым его губам, неожиданно громко спросил:

- Как думаешь, а те, кого сослал я, могут тоже молить богов о моей смерти?

Херея разогнулся и поскреб пятерней в затылке.

- Пожалуй, что да...

- Тогда немедленно пошли на острова преторианцев! - срывающимся голосом закричал Калигула. - Пусть перебьют всех моих ссыльных! До единого! Ступай!..

Император в изнеможении откинулся на подушки и замер, глотая воздух широко раскрытым ртом.

Андромен во все глаза смотрел на него, открывая для себя совершенно нового Калигулу.

«Расскажи я дома все, что видел и слышал здесь, так никто не поверит мне, как сам я не верил раньше купцам! - думал он. - Нет, мне действительно нужно доказательство, что я пировал в императорском дворце!»

Он окинул оценивающим взглядом стол перед своим ложем и сразу увидел подходящий для этой цели предмет. Золотая ложка тончайшей ювелирной работы с выгравированным на ручке словом «Цезарь» могла бы убедить даже самых недоверчивых кесарийцев в правоте его слов.

Андромен прикрыл ложку ладонью и потихоньку потянул ее со стола.

- Что ты делаешь? - остановил его сосед-всадник, который, как давно уже казалось Андромену, замечал все, что происходило на пиру.