Между жизнью и смертью. Свидетельства с порога вечности

Беда, постигшая отца Михаила, произошла тоже после того, как он, откликнувшись на чужую боль, стремился исправить ошибки других, отправившись после тяжелого дня за десятки километров. Случившееся на рассвете не просто потрясло меня, а ввело в какое-то особое состояние, когда все происшедшее с отцом Михаилом казалось ирреальным. Жизнь его продолжалась, по как бы за толстыми стеклами: все видно, но ничего не слышно.

Я увидела батюшку на третий день после аварии, когда он был переведен из реанимации в отделение. Сегодня можно говорить, что это был один из тех дней, которые врачи называют критическими. Мы с матушкой Людмилой были около него, он был очень плох, метался. Создавалось впечатление, что с нами было только его тело, а душа где-то в другом месте, где с ним что-то происходило, шла какая-то страшная, тяжелая борьба. Чувствовалось его огромное напряжение, мобилизация всех сил.

Анализируя сейчас эти моменты, я могу с уверенностью сказать, что во время этой борьбы дверь между земной реальностью, где находились мы с матушкой, и тем пространством, где находился отец Михаил, была как бы неплотно прикрыта. Поэтому все метания, нравственные усилия отца Михаила, его борьба, споры с кем-то – ощущались как наяву, и в то же время было совершенно понятно, что он сейчас не с нами. Это продолжалось довольно долго, потом наступила минута затишья, после чего отец Михаил совершенно спокойно и четко произнес:

– Все, пора уходить.

– Куда? – спросила матушка Людмила.

– Туда, вверх, по вертикали, – ответил он.

Спокойно и уверенно матушка стала говорить ему:

– Нет, родной, ты нужен здесь, ты не имеешь на это права.

Все это время она держала его руки. Когда смотрела я на их руки, то видела, что это последнее, что удерживает его в этом мире. Он задал встречный вопрос:

– Кому?

Матушка шептала ему, что он нужен ей, его детям, внукам, его духовным чадам, что нужно достраивать храм. Потекли страшные минуты молчания. Мы встали на колени и начали молиться. Отец Михаил стал спокоен и, казалось, уснул.

Мне несколько раз довелось дежурить в больнице в течение всей его болезни. Я видела, что он проходит через какие-то глубокие нравственные переживания, потрясения, живет какой-то недоступной для нас жизнью. Трудно было понять многое из того, что приходилось видеть и слышать. Только на более поздней стадии выздоровления он, я бы сказала так, вернулся в реальный мир, многое из увиденного и услышанного рядом с ним стало понятным.

Видя тяжкие физические страдания, которые пришлось пережить отцу Михаилу, мы поражались его смирению. Ни тени сетования или какого-то укора – он превозмогал нестерпимую боль с присущим ему юмором и оптимизмом. Постоянно рвался что-то делать, стремился как можно быстрее начать свою службу.

Сейчас, когда я вспоминаю это, как наяву проходят перед глазами те страшные дни, после которых укрепилась убежденность, что все на земле в воле Господа. И только вера, великое смирение, упование на помощь Его – единственный путь преодоления испытаний.

Путь, который, на мой взгляд, достойно проходят отец Михаил с матушкой Людмилой.

Вера явила чудо

Из рассказа прихожанина Анатолия ПИЦЫКА, предпринимателя:

Хочу сразу отметить, что к вере нашей православной я пришел благодаря отцу Михаилу. Раньше ходил в церковь только по большим праздникам: на Пасху, на Рождество. Как и другие люди, стоял в ожидании освящения пасхальных яиц и куличей. В разных приходах освящение проходит по-разному. Но наш отец Михаил и эту знаменательную для меня Пасхальную ночь весь сиял, светился радостью, его переполняющей, и щедро делился ею с людьми. Я увидел, что многих он хорошо знает, каждому умеет сказать доброе слово, и люди в ответ как бы зажигаются тем же сиянием…

Я все чаще стал ходить в храм – нравились мне проповеди отца Михаила: всегда доходчивые, они трогают сокровенные струны души. Меня привлекали открытость, искренность и доброта отца Михаила. И я всеми силами души потянулся к Церкви…

На следующий после аварии день я пришел в храм узнать, какая от меня нужна помощь, беседовал со священниками, с дочкой отца Михаила. Поразила их твердость, уверенность в силе молитвы – не было паники, они были полны надежды и оптимизма. И это была не поза. Я видел, как обычно беспомощно, истерически суетятся люди, не имеющие веры. Здесь же серьезно отнеслись к беде: обсуждали, что уже сделано, что еще предстоит. Поразило, как его восемнадцатилетняя дочь Мария твердо произнесла:

– Мы молимся и надеемся на милость Божию.

Я понял, что впервые вижу настоящую христианскую позицию – молитва и полная собранность. А ведь все. понимали, насколько реальна смерть отца Михаила!

На третий день после аварии я был в больнице, разговаривал с врачами, их ответы были весьма уклончивы. В глазах же у них я читал другой ответ: надежда на жизнь отца Михаила крайне слаба.