Между жизнью и смертью. Свидетельства с порога вечности

Далее события разворачивались, как в причудливом калейдоскопе: срочные действия медиков районной больницы, осмотры, повязки на переломы, зашивание открытых ран на голове и т. д. Но предчувствие говорит, что самое страшное еще впереди.

Эти первые часы бедствия были серьезным испытанием моего понимания христианства. Батюшка частенько и довольно крепко приучал всех нас к нестяжанию. Бывало, я по своей рациональной женской привычке ворчала:

– Ну как мы живем? Ни копейки на «черный день» нет.

А батюшка с постоянной своей усмешкой отвечал:

– Когда придет наш «черный день», Бог даст и возможность его преодолеть. Не кручинься попусту, – вот и весь разговор.

И вот пришел этот страшный день. Списки лекарств для начала лечения потрясают заоблачными ценами, а в моем кошельке только 3 гривны. Состояние же нашего батюшки все хуже, глаза черны от огромных гематом, голова начала распухать до неузнаваемости, дыхание становится угрожающе поверхностным. По тому, как забегали врачи, и по вскользь брошенной фразе – «перелом основания черепа» – поняла, что положение самое критическое. Батюшку немедленно забрали в реанимацию, из разговора с врачом Жанной Радченко поняла, что состояние его просто безнадежное. Аппаратуры в районной больнице для тщательного анализа повреждения мозга и операционных мер нет, а везти батюшку в Днепропетровск просто немыслимо – кому же нужен труп в машине? Аппарат искусственного дыхания с трудом поддерживает жизнь, временами батюшка теряет сознание, впадает в кому. Иногда из-под изувеченного века блеснет его пронзительный взгляд – в нем видна невыразимая мука боли и молитва. Вполне ясно я чувствовала, что эта тоненькая ниточка молитвы соединяет его с нашим миром.

Тем временем из Днепропетровска приехали сын, близкие друзья, врачи – вот тут я вспомнила слова батюшки. Именно в «черный день» начало появляться все необходимое для немедленного спасения умирающего.

В минуты, когда я ничем не могла помочь, у меня в руках был молитвослов. Опускалась в бессилии на колени, читала молитвы, а душа взывала: «Господи, помоги, Господи, сохрани его!» В это время молитва шла и в нашем храме, по окончании Литургии братия, прихожане, сменяя друг друга, без остановки читали Псалтирь, акафисты, молитвы. Трое самых страшных критических суток дверь в храме не закрывалась, желающих молитвенно помочь своему духовному наставнику было предостаточно. Когда удавалось улучить минутку, я обзванивала все монастыри, храмы, знакомых священников с одной просьбой – молиться о сохранении его жизни. Очень утешили слова владыки Ефрема:

– Матушка, за отца Михаила молится вся епархия, наши монастыри: и мужской, и женский.

Как важна была в эти трудные моменты моральная, молитвенная поддержка братьев и сестер во Христе. Они как бы брали на себя часть боли нашего батюшки, давали свою жизненную энергию попавшему в беду собрату. По этим молитвам и с помощью друзей из Днепропетровска прибыла специальная машина сан-авиации, прибыли две бригады врачей. Их вывод не слишком утешителен:

– Повезем, если «раздышим» его.

Томительные минуты ожидания заняты непрерывной молитвой: «Господи, помоги». И вдруг первая робкая надежда: задышал через трубочку. Везем в Днепропетровск: «Господи, помоги довезти!» Полтора часа напряжённой дороги пролетели, как минута. Прием в областной больнице им. Мечникова. Быстро определяется степень повреждения, под рукой самая необходимая аппаратура! Картина обследования крайне неутешительная: переломы ноги, ребра, ключицы, а самое страшное – перелом теменно-височной кости, вдавливание кости внутрь, серьезный ушиб мозга. Батюшка в коме, операции откладывают – срочно в реанимацию.

Какое счастье, что в областной больнице есть церковь. Несмотря на довольно позднее время, служащий священник еще в церкви. Здесь нашего батюшку хорошо знают и любят, сразу же начинаем молитву. В душе на немыслимо высокой ноте звучит: «Господи, помоги!»

После окончания службы обсуждаем, как причастить батюшку, ведь через трубочку этого не сделаешь. Священник решил, что начнем с соборования. Из реанимации он вышел радостным: батюшка дышит уже самостоятельно, с трудом, но разговаривает. Сказал, что причастится завтра.

– Это отлично, – успокаивает священник, – что он решил причащаться завтра. Значит, до завтра-то уж точно доживет.

Какое оно будет – завтра?