Между жизнью и смертью. Свидетельства с порога вечности

Наутро дежурный врач обеспокоен, что батюшка неадекватен: хочет ехать на какое-то собрание, говорит, что должен забирать каких-то священников, везти их в Кривой Рог. Я горько улыбаюсь: если так, то наш исполнительный батюшка как раз адекватен, просто он живёт еще во вчерашнем дне. Как и было намечено, сегодня батюшка исповедуется и причащается. Объясняем ему, что он попал в серьезную аварию и ехать сейчас никуда невозможно. Его же деятельный характер никак с этим смириться не может, он предлагает разные фантастические планы: до Кривого Рога он и полулежа сможет доехать и вообще далее четверга ему болеть невозможно, так как в воскресенье – храмовый праздник. Это невероятное желание священника о многом говорит…

Уже на третий день его выписывают из реанимации, и начинается больничная мука: состояние его тяжелейшее, но он требует надеть подрясник и скуфью, есть категорически отказывается, пьет только воду из крымского источника целителя Пантелеймона.

Помню, как в какой-то момент вдруг увидела, что дыхание батюшки становится совсем поверхностным, прерывистым. Тихо беру его за руку, поглаживаю. И вдруг слышу, как он мне явственно и четко говорит:

– Матушка, родная, давай прощаться; я ухожу.

– Куда же, милый?

– Мне нужно собираться, – продолжает, – я ухожу на вертикаль. Ты же видишь – все собрались, меня ждут.

Я вся сжалась и продолжаю держать его за руку, а она стала совсем слабой, безвольной. Присутствовавшая при этом посетительница с ужасом спрашивает-утверждает:

– Матушка, он умирает!..

Не знаю – как, но я опять остро почувствовала, что его здесь нет. Трудно сейчас сказать, сколько это продолжалось, но слышим – глубокий вздох и слабое пожатие руки говорит: нет, не умер, жив. Через некоторое время громкий, несколько суровый его голос приводит меня в чувство:

– Ну зачем же ты меня держишь, матушка, отпусти меня. Плохо мне здесь, очень плохо… Мне нужно собираться вверх… все собрались, ждут меня… Посмотри, неужели ты не видишь?

Но я держу его руку и тихо шепчу всякие добрые слова, боясь, что, если я замолчу и отпущу руку, он действительно уйдет. Рука становится совершенно неподвижной, я с ужасом смотрю на затихшее тело. В этот момент его сотрясает, как бы от судороги или от удара, и, открыв глаза, батюшка строго выговаривает мне:

– Ну вот сидишь, смотришь, а не видишь, какое «зверье» вокруг собралось?

Жутко стало от таких ясных слов – я хватаю молитвослов, начинаю читать Покаянный канон Иисусу Христу и слышу радость батюшки:

– Вот как хорошо, разбежались, боятся молитвы…

Позже у батюшки начинались осложнения, поднималась высокая температура, все это вызывало бред. Но я убеждалась, что это совсем другое состояние, отличное от того, которое я наблюдала в этот день. Во время бреда его спутанное сознание то переносило его на службу в церковь, то он становился участником каких-то невероятных боевых действий и т. д. Любопытно, но в один из таких моментов он сильно напрягся и несколько раз громко и настойчиво повторил:

– Я священник, стрелять не буду.

Позже, придя в себя, он делился, что сознание переносило его в какие-то места (похоже – в Чечню), в обстановку реального боя. На их группу шла «вертушка», ему в руки давали оружие, кругом кричали:

– Батюшка, стреляйте, вертушка на нас идет!

Но даже в момент бреда душа священника сохраняла контроль над собой – понимая, что убить он никого не может. Меня в такие минуты никогда не посещало ощущение его отсутствия. Он, весь израненный, разбитый, находился на больничной койке, и мы вместе боролись с недугом…

В этой борьбе нам помогали духовные чада батюшки, друзья и даже малознакомые люди. Были и грустные примеры предательства, когда отворачивались сильные, здоровые люди, делая вид, что ничего не случилось. Ну да Бог им судья! А в действительности боролись очень многие – помогали в оплате палаты, в заботе о питании, в приобретении столь дорогих лекарств…

До слез поразил мужчина, напоминающий бомжа. Выложил он из кармана копейки и гривны и сказал на недоуменный вопрос:

– Я обычно побираюсь у Троицкой церкви. Услышал, что с батюшкой нашим такая беда случилась, не могу я быть в стороне – он, когда идет мимо, всегда доброе слово скажет, да и денежку даст. Он выздоровеет, матушка, обязательно!

Я почему-то со слезами вспомнила про трогательные евангельские две лепты вдовицы…

Как-то ранним утром в дверь робко постучали, и на пороге палаты предстали две пожилые прихожанки – наши милые бабушки. Выехав из Верхнеднепровска почти ночью, после долгих поисков нашли своего настоятеля. Руки их оттягивали тяжелые сумки – в них было все, что, по их мнению, может понадобиться в больничных условиях, чем можно поддержать батюшку и матушку. Со слезами на глазах смотрю на молоко, творог, яйца, яблоки, варенье – ведь они от своего скудного достатка оторвали. А мешок с коржиками и пирожками столь внушительных размеров, что нам его просто не одолеть, – пошел на поддержку всего отделения.