Жесткая защитная организация, построенная пациенткой, давала трещины каждый раз, когда она укрепляла те или иные любовные отношения, и «теперь, желая иметь ребенка с партнером» (faire un enfant à deux), она неожиданно столкнулась с дефицитарностью своих первичных идентификаций и буйством своих влечений. С клинической точки зрения мне показалось, что в колебания ее ввергает страх перед экзистенциальной проблемой, что будет раскрыта история ее рождения. Ее обычные защиты не срабатывали, и интеллектуальный катексис уже не действовал. Фаллический контроль над своими эмоциями больше не компенсировал ее нарциссических дефицитов. Именно это внезапное чувство перегруженности, как я почувствовала, и привело ее ко мне на прием.
Мать, зачавшая ее при мимолетной встрече от знаменитого человека, которым восхищалась, затем растила Аликс одна. Они обе гордились «атипичной семьей, которую образовали без отца, наносящего побои». Отец не признал ребенка. Аликс не имела с ним никакого контакта.
Непостоянные доходы семьи шли на обучение Аликс, и это позволило ей воплотить то, что она считала ожиданиями ее матери, – с помощью, как она это называла, «синдрома хорошей ученицы». Однако она так и не получила никакой настоящей нарциссической валидации от матери.
Аликс сказала мне, что лучше всего она умеет следовать инструкциям. Но когда ей надо создать что-то свое собственное – диссертация здесь представляла парадигму партеногенетического творения, – ее парализуют запреты. Ее способность к инсайту, похоже, сохранялась, и это заставило меня принять решение согласиться на ее просьбу об анализе.
Лечение началось, и в сеансах быстро начал преобладать идеализированный перенос. Когда я предложила пациентке лечение из трех сеансов в неделю – французская модель, – она поспешно сказала мне: «Я оставляю это на ваше усмотрение. Вы та, кто знает…»
Меня тронули и проявление, и интенсивность ее защит, когда она с гордостью упомянула различные семейные мифы, превозносившие ее «авантюрный дух и независимость». Под маской фаллической позиции, управляемой младенческим всемогуществом, я увидела робкую маленькую девочку, блуждающую в одиночестве в поисках отца.
Когда ей было немного за двадцать, Аликс впервые решила «
Мне, однако, Аликс предоставила особую роль в связи с ним в рамках анализа. Она не хотела, чтобы я знала, кто этот знаменитый человек. Мне думалось так: пациентка таким образом ставит меня в положение маленькой девочки, какой была она сама, когда могла только фантазировать об этом недостижимом отце; и точно так же, как ее мать, она оставила его для себя, а меня лишила его.
Императив исключения третьего в пользу отношений слияния с матерью был немедленно разыгран в отношениях переноса. Аликс посвятила себя всемогущей аналитику-матери, которая требовала исключительных отношений с ней. Следуя этой идее и чтобы отвести от себя мою потенциальную ярость, она поскорее рассталась со своим партнером.
Сначала Аликс очень волновалась по поводу мобилизации влечений, вызванной анализом, воспринимая это как потенциально опасный источник хаоса. Изучение своего внутреннего мира грозило привести ее в контакт с невиданной силой чувств, которую она всегда пыталась отрицать. Она боялась, что «дамбы рухнут». Затем пациентка молчала в течение долгого времени, пытаясь подавить натиск бесчисленных критических замечаний, касающихся персонажей в ее внутреннем театре. Аликс боялась, что, если они выйдут на поверхность, ее собственное существование окажется под сомнением.
Динамика первого года анализа позволила Аликс постепенно перейти от идеализации своей «атипичной семьи» к возможности начать думать о том, что она назвала «вездесущностью отсутствия моего отца».
Тогда-то пациентка и начала задумываться о своем отыгрывании – о разрыве с партнером, и почувствовала растущую и очень сильную любовь к нему. Она связала это по ассоциации со своим отсутствующим отцом и в результате – с невозможностью любить человека, который присутствует. Она была удивлена, поняв, что представляет себе свою жизнь как ряд целей, которых нужно достичь, так что не остается никакого места желанию или удовольствию. Она связала это с историей своего рождения и с тем, что ее зачала «случайная пара». С немалой долей эмоций она спрашивала себя, кто хотел ее появления. Ее удивление усилилось, когда она впервые представила себе сплоченную родительскую пару.