Межзвездный скиталец

So the tapping ceased, and that night, when it was next resumed, I was all at sea again.	Перестукивание прекратилось. Но в тот же вечер, когда оно вновь началось, я опять превратился в слух.
By pre-arrangement they had changed the initial letter of the code.	Для каждого разговора перестукивающиеся меняли начальную букву ключа.
But I had caught the clue, and, in the matter of several days, occurred again the same initialment I had understood.	Но я отгадывал ее, а через несколько дней опять попадался в тот же ключ.
I did not wait on courtesy.	Я не стал дожидаться формального представления.
"Hello," I tapped	-- Алло! -- выстукал я.
"Hello, stranger," Morrell tapped back; and, from Oppenheimer, "Welcome to our city."	-- Алло, незнакомец! -- простучал в ответ Моррель, а Оппенгеймер простучал: -- Добро пожаловать в наш огород!
They were curious to know who I was, how long I was condemned to solitary, and why I had been so condemned.	Они полюбопытствовали, кто я такой, давно ли присужден к одиночке, за что присужден.
But all this I put to the side in order first to learn their system of changing the code initial.	Но все это я отложил до тех пор, пока не изучу их системы перемены ключа.
After I had this clear, we talked.	После того как я ею овладел, мы начали беседу.
It was a great day, for the two lifers had become three, although they accepted me only on probation.	Это был великий день, ибо вместо двух одиночников стало трое -- хотя они приняли меня в свою компанию только после испытания.
As they told me long after, they feared I might be a stool placed there to work a frame-up on them.	Много позже они мне рассказали, что боялись, не провокатор ли я, посаженный, чтобы впутать их в какую-нибудь историю.
It had been done before, to Oppenheimer, and he had paid dearly for the confidence he reposed in Warden Atherton's tool.	С Оппенгеймером уже такой казус однажды случился, и он дорого заплатил за доверие, которое оказал приспешнику смотрителя Этертона.
To my surprise-yes, to my elation be it said-both my fellow-prisoners knew me through my record as an incorrigible.	К моему изумлению -- вернее сказать, к моему восторгу, -- оба мои товарища по несчастью знали меня благодаря моей репутации "неисправимого"!
Even into the living grave Oppenheimer had occupied for ten years had my fame, or notoriety, rather, penetrated.	Даже в могилу для живых, в которой Оппенгеймер обитал уже десятый год, проникла моя слава или, вернее, известность...
I had much to tell them of prison happenings and of the outside world.	Мне пришлось немало рассказать им о событиях в тюрьме и о внешнем мире.
The conspiracy to escape of the forty lifers, the search for the alleged dynamite, and all the treacherous frame-up of Cecil Winwood was news to them.	Заговор сорока вечников с целью побега, поиски воображаемого динамита и вся вероломная махинация Сесиля Винвуда оказались для них совершенной новостью.
As they told me, news did occasionally dribble into solitary by way of the guards, but they had had nothing for a couple of months.	По их словам, вести до них доходили через сторожей, но вот уже два месяца, как они ни от кого не слыхали ни слова.