Мгла над Инсмутом

Когда сны начали дополняться определенными отчетливыми деталями, страх мой возрос тысячекратно, и в октябре 1915 года я решил, что должен что-то предпринять. Тогда я принялся тщательно исследовать схожие случаи амнезии и галлюцинаций, чувствуя, что, сумев сделать объект своих переживаний предметным, смогу высвободиться из пут душевных волнений. Впрочем, как уже упоминалось, вначале результаты оказались почти прямо противоположными. Я был весьма встревожен, обнаружив, что чужие сны в точности повторяли мои собственные; некоторые случаи были столь давними, что у их субъектов не могло быть и речи о каком-либо глубоком знании геологии, а следовательно, и представлений о том, как выглядели древние ландшафты. Более того, многие сообщения изобиловали вселяющими ужас подробностями и пояснениями, связанными с видами величественных зданий, садов, джунглей и другими вещами. Эти зрелища, равно как и смутные образы, сами по себе навевали дурноту, но намеки и утверждения остальных сновидцев отдавали безумием и богохульством. Худшим было то, что в моей собственной псевдопамяти пробуждались все более бредовые видения и отголоски грядущих откровений. И все же по большей части доктора поддерживали меня в моих исканиях.

Я принялся за систематическое изучение психологии, и мой сын Уингейт, впечатленный подобным усердием, последовал моему примеру, в итоге приведшему его к ныне занимаемой профессорской должности. В 1917 и 1918 годах я прослушал специальный цикл лекций в Мискатонике. В то же время я неустанно штудировал труды по медицине, истории и антропологии, посещал библиотеки в далеких странах и даже ознакомился с запретными, богопротивными томами, вместилищами древних знаний, к которым питала столь подозрительный интерес моя вторая личность. К некоторым из последних я обращался в период амнезии и был немало напуган заметками и явными исправлениями, сделанными на их полях, так как странная форма и манера письма казались нечеловеческими.

По большей части язык заметок соответствовал языку, на котором были написаны эти книги; каждый из них автор хорошо знал, но в рамках академического формализма. Одно из примечаний в Unaussprechlichen Kulten фон Юнцта было совершенно иного рода. Оно было написано теми же чернилами, что и исправления на немецком, но криволинейными иероглифами, и почерк явно не принадлежал человеку. Эти символы безошибочно напомнили мне те, что я уже видел в своих снах, когда на миг мне казалось, что я понимаю написанное или вот-вот вспомню их значение. Слова библиотекарей окончательно ввергли меня в бездну смятения: основываясь на предыдущих наблюдениях и записях в журнале выдачи указанных книг, все они уверяли, что пометки были сделаны мной в то время, когда моим сознанием владел некто иной. Отмечу, что я не знал ни одного из тех трех языков, как не знаю и сейчас.

Собирая воедино разрозненные сведения из старинных и современных источников по антропологии и медицине, я обнаружил, что мифы и галлюцинации сплетались в довольно убедительную картину, масштабы и дикость которой поражали воображение. Я утешался лишь тем, что эти легенды были неимоверно древними. Оставалось лишь догадываться, что за утерянное знание скрывалось за образами мира времен палеозоя и мезозоя, дошедшими до нас благодаря мифам. Таким образом, имелось основание для появления устойчивых галлюцинаций. Вне всякого сомнения, случаи амнезии формировались по единому мифологическому образцу, но впоследствии фантастические наслоения мифов повлияли на страдавших от мнестических расстройств, причудливо окрасив их конфабуляции. В период заболевания я сам услышал и прочел все эти легенды – все результаты моих поисков подтверждали это. Не было ли естественным то, что впоследствии мои сны и волнующие впечатления сформировались благодаря воспоминаниям, доставшимся мне от второй личности? Некоторые мифы были прочно связаны с туманными преданиями о мире, где еще не ступал человек, в особенности с индуистскими текстами, вошедшими в современные теософские учения, где упоминались невероятные бездны времени.

Доисторические мифы и современные галлюцинации объединяло утверждение, гласившее, что человечество – лишь одна из высокоразвитых рас, господствовавших на нашей планете в течение ее истории, большей частью неизвестной нам, и, возможно, наименее развитая из них. Также в них содержались намеки на немыслимых существ, возводивших башни до самых небес и познавших все тайны природы еще до того, как первый земноводный предок человека выбрался из горячего моря триста миллионов лет назад. Некоторые явились со звезд, иные же были ровесниками самого космоса, были и те, что происходили от земных бактерий, столь же далеких от первых бактерий нашего жизненного цикла, сколь мы далеки от них. Речь шла о временных промежутках в миллиарды лет и связях с другими галактиками и вселенных. Действительно, тогда не существовало времени в привычном для нас понимании.