В 1946 году страшнейшая засуха обрушилась на Европу, сильно
пострадали все страны (СССР пришлось тогда помогать зерном
дружественным Чехословакии, Венгрии и Румынии), очень сильно это
бедствие ударило и по Украине. Хрущев же, стремясь выполнить как можно
больше уже невыполнимый план по продаже колхозами зерна государству, заставил колхозы продать почти все зерно, кроме посевных запасов. В
результате уже весной 1947 года в сельских районах Украины начался голод.
Сведения о голоде повлекли сначала выезд на Украину комиссии ЦК, а затем
333
и рекомендации секретариата ЦК ВКП(б) освободить Хрущева от
занимаемых должностей.
Берия понимал гнев Сталина – Хрущев опять «во благо всего
человечества» не думал о тех людях, которые ему были вверены. Но в
Красноярском крайкоме он прочел справку комиссии ЦК, подготовленную
под руководством секретаря ЦК Кузнецова, и эта справка сильно ему не
понравилась своим явно обвинительным уклоном: все огромные заслуги
Хрущева затушевывались, а все недостатки выпячивались. Хрущев
заслуживал наказания, но он заслуживал и справедливости.
Когда член Политбюро, секретарь ЦК и одновременно первый
секретарь Ленинградского обкома и горкома А.А. Жданов переехал в Москву
и фактически возглавил партию, дав возможность Сталину больше
сосредотачиваться на государственных делах, вслед за ним Москву на
руководящие должности перебралось довольно много «ленинградцев», которые держались вместе и особнячком. Особенно заметно это стало после
того, как в начале 1946 года Москву секретарем ЦК перебрался, бывший при
Жданове в Ленинграде вторым секретарем, А.А. Кузнецов, который в ЦК
курировал кадры партии и силовые министерства страны, определяя
кадровый состав этих министерств. Не малую силу у «ленинградцев»
составлял и Вознесенский, тоже выходец из Ленинграда, возглавлявший
Госплан СССР. Берия все время ощущал на себе какую-то враждебность этой
группировки, кроме этого, ему казалось, что Кузнецов, контролируя, как
секретарь ЦК, кадры партии, добивается от них не преданности делу
коммунизма, а преданности этой «ленинградской группировке». За счет этого
группировка набирала реальную силу без гарантии, что эта сила
используется во благо государства. Все это Берии не нравилось, но у него не
было фактов как-то выступить против такого местничества.
Поэтому, когда ему, как члену Политбюро, позвонил в Сибирь
Маленков, чтобы узнать его мнение по вопросу снятия Хрущева с
должностей
на
Украине,
то
Берия
не
проявил
«партийной
принципиальности», а как-то автоматически встал на защиту друга, заявив, что он «против». Маленков удивился, поскольку все остальные члены
Политбюро проголосовали «за». По вопросу выведения оставшегося без
должностей Хрущева из членов Политбюро, Берия еще более решительно
проголосовал «против». Но тут его удивил Маленков, сообщивший, что
«против» проголосовали и все остальные члены Политбюро, включая
Вознесенского. Берия из Иркутска позвонил в Киев, стараясь как-то
морально поддержать друга, но Хрущев, сдававший Кагановичу дела, был
явно подавлен, ведь до сих пор его никогда не снимали с должностей.
В конце весны Берия опять был в командировке по атомным делам на
Урале. Вернувшись в начале лета Москву и доложив состояние дел Сталину, он узнал, что Хрущев живет теперь в своей московской квартире, посему, отложив дела, Лаврентий заехал домой за гостинцами и поехал к Никите.
334
Берия вошел в квартиру друга, обнялся и поцеловался с Никитой и с
женой Хрущева Ниной Сергеевной. Вручил ей корзинку:
- Сегодня приехал из Свердловска, а тут мне переслали из Тбилиси
немного фруктов. Постой, Ниночка, постой! - вынул из корзинки бутылку
коньяка и подмигнул Хрущеву - Как думаешь, Никита, не выпить ли нам к
чаю прекрасного грузинского напитка? Взял бы вина, но ты же, хохол, его не
переносишь.
Хрущев засмеялся, обнял Берию и повел в комнату:
- А Микоян твердит, что их армянский самогон лучше вашего…
- Ты же его знаешь, он же хвастун! – запротестовал Лаврентий.
Нина Сергеевна быстро накрыла стол с закусками и поставила поднос с
чайными приборами, а сама вышла, чтобы не мешать мужчинам
переговорить. Никита сходу начал наливать себе водку в вынутый из
подстаканника чайный стакан и быстро пьянел, а Берия понемногу пил
коньяк из рюмки.
- Белая все же лучше коньяка, хотя сегодня и она почему-то плохо
берет, - сказал Хрущев, предлагая Берии. - Давай и тебе в стакан!
- Спасибо, Никита, но я хотел сегодня еще немного поработать.
- А я вот безработный, мне можно…, - с глубокой тоской протянул
Хрущев.
- Да перестань ты, Никита, себе душу травить! Ведь из Политбюро тебя
не вывели, значит, с должности сняли временно, не переживай, все утрясется.
Хрущев пьяно ударил себя в грудь и заплетающимся языком спросил: